Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов
Юрий Горюхин
Плотный язык, необычный сюжет, ирония и самоирония, плавные переходы из реальности в фантасмагорию и всегда неожиданная концовка – все это в представленном сборнике городской прозы.
Автор дважды выходил в финал премии имени Юрия Казакова (лучший рассказ года).
Юрий Горюхин
Канцелярский клей Августа Мёбиуса. Сборник рассказов
Переходный возраст
(Финал премии имени Юрия Казакова – 2005)
Стою на улице и ничего не помню. Что было минуту назад, что было час назад, что было год назад, что было… – нет, маму помню, а остальное, как в прокисшем кефире, кстати, может быть, я шел в продовольственный магазин за многочисленными покупками? Нет, карманы пусты, авоська не болтается на указательном пальце, полиэтиленовый мешочек не потеет в кулачке – значит, я вышел побродить на свежем воздухе просто так, набраться впечатлений и нагулять капризный стариковский аппетит. А что показывает объективный самоанализ? Старикашка я, откровенно, так себе: не меньше восьмидесяти, отсутствие памяти говорит о присутствии атеросклероза, на носу очки с толстенными линзами, ковыляю кое-как, рот открыт, челюсть болтается, легкие свистят, может быть, я еще и мочусь под себя? – одно успокаивает: на мне теплое шерстяное двубортное пальто и мякенькая, как ладошка младенца, фетровая шляпа, правда на ногах какая-то войлочная гадость – "прощай молодость", кажется. Что будем делать, старый хрыч с отшибленной памятью? Можно предположить, что живу где-то рядом, и допилил до угла дома из ближайшего подъезда, но можно и не предполагать, лучше спросить у тетенек, отдыхающих на подъездной скамеечке. Ох, ноженьки, мои ноженьки, тяжелы старые кости, накопил извести за жизнь. Кажется, доплелся, теперь чего-нибудь прошамкаем слабеньким голоском:
– Простите, вы меня не знаете?
Интересно, а еще более идиотский вопрос я могу придумать?
– Тебе чего, дед?
С этой милой тетей мы, похоже, близкие друзья.
– Я своему, своей, своим, в общем, хотел передать, что в магазин пошел. Вы никого из них не видели? А то бы сказали, что и как.
Какой неподдельный интерес в глазах свежих пенсионеров, люблю дружеское участие.
– Каких своих, дед? Ты откуда здесь взялся?
– Так вы ничего не знаете?
– Ты заблудился, что ли?
А кудрявенькая мисс Марпл ничего соображает.
– Да ну что вы, мне почему-то подумалось, что вы знаете моих близких родственников, но, судя по всему, я ошибся, извините.
– Веселый старичок! Передайте, говорит!
Что ж, оставим двойные подбородки в покое.
***
Почему я не очнулся лет пятьдесят назад, пивка бы пошел попил, позаигрывал бы с буфетчицей, ущипнул бы официантку, разгромил бы в бильярд парочку сытых завхозов, не зло бы подрался с кем-нибудь, а потом домой в крепкие объятья ненаглядной супруги – хорошо жить в расцвете сил.
А вариантов дальнейших действий немного – пойду на остановку общественного транспорта, там много постоянно меняющихся людей и, вдруг, я кого-нибудь или меня кто-нибудь узнает, к тому же на ближайших столбах полно объявлений о потерянных кошках и собаках, отчего не быть объявлению о потерянном глубоко любимом папе, дедушке, прадедушке, председателе общества "В здоровом теле – здоровый дух!"
Вот на эту лавочку я сяду, ручки положу на видавшую виды палочку, подбородок на ручки. Мельтешат пешеходы и чего мельтешат?
– Расселся! Дома бы у телевизора сидел, место занимают без толку!
Какая противная бабка.
– Да вы как будто тоже не отягощаете себя телевизионными новостями.
– Чего?! Старый пень! Будет тут меня учить.
Как бы мне ее оскорбить поадекватнее.
– Закрой хайло, падла!
Неплохо, еще бы голосок мне покрепче и глазки не слезящиеся.
– Как вам не стыдно! Старый человек, а ругаетесь!
Кто это у нас? Портфель с большой хозяйственной сумкой – учительница начальных классов?
– А разве ругаться – это прерогатива молодых?
– Да он пьяный – уголовник несчастный!
Давай бабка проваливай. И ты, голубушка, тоже проваливай проверять тетрадки с домашними заданиями или сейчас не задают домашних заданий?
– Домашние задания сейчас задают?
– Задают… Какие домашние задания? Вы что ме