Испытание
Владимир Валерьевич Комарьков
Мальчик Гарри изо всех сил пытается изменить свою судьбу и вырваться со своей родной планеты.
Владимир Комарьков
Испытание
Гарри исполнилось десять, когда он уже твердо знал, что на родной планете ему делать нечего. На пыльном шарике, вращавшемся вокруг такой же обшарпанной звезды, расположенной в созвездии, о котором, как считал его учитель по физкультуре, нормальному человеку неприлично даже слушать новости по телевизору. Господи, да-да, именно по телевизору, потому что о голографических проекторах тут знали примерно столько же, сколько и о драконах. Зато разговоров про сеялки, опыление, орошение и рекультивацию он наслышался, наверное, на несколько жизней вперёд. Что поделать, если тебе суждено родиться в аграрном мире, где никто не думал про галактические путешествия, гипердвигатели и прочую ерунду.
Его же сызмальства манили звёзды, точки, мерцавшие на ночном небе. Гарри мог часами стоять у распахнутого окна и смотреть в бездонную черноту, представляя, как путешествует в компании звезд. Они нашептывали ему свои удивительные истории, столь похожие на сказки, которые они с рождения слышали от бабушки Марты. Совсем уже дряхлая женщина, с трудом выбиравшаяся из дома по утрам, чтобы отдохнуть под теплыми утренними лучами солнца, по вечерам все реже находила в себе силы на то, чтобы утолить жажду приключений их небольшой компании. Они подчас просиживали под ее окнами допоздна, но входная дверь так и оставалась весь день на замке. И тогда они уныло расползались по домам, и даже Финн (коротко от Финниган), заводила и непоседа, вечная головная боль своих родителей, даже этот дерзкий мальчишка, уходил в темноту молча, угрюмо пиная разбитыми мысками ботинок мелкие камушки на дороге.
Бабушка Марта знала, как подбодрить каждого из них, и ей было известно, как они расстраивались, когда у нее не находилось сил выбраться из дома. Но возраст брал свое – здоровье хозяйки все чаще напоминало погоду на этой части побережья, и даже солнце не могло согреть ставшие хрупкими кости. Внутрь ребята заходить не осмеливались – пожилая женщина жутко сердилась, когда кто-нибудь пересекал порог ее жилища. Она выходила из себя и тогда неделю, а то и больше могла не показываться на божий свет. Из-за этой ее прихоти детьми строились десятки предположений, но они не рисковали даже краем глаза заглянуть в окна, чтобы не вызвать ещё больший гнев. По слухам, только лейтенант Филипп Грей не боялся наносить Марте визиты, но пользоваться этой привилегией предпочитал не слишком часто – какое в конце концов дело может заставить начальника полиции целого города бросить свои дела и отправиться на окраину, чтобы повидать старуху, которая, по слухам, не приходилась ему даже дальней родственницей.
Впрочем, Гарри готов был простить бабушке Марте и ее вспыльчивость, и капризный нрав, и проскакивающее в голосе высокомерие – он готов был простить ей все, потому что только ей одной он осмеливался признаваться в своих мечтах. Только ей рассказал о планах от начала и до конца, и только она одна выслушала его сбивчивую, горячечную речь без намека на насмешку и осуждение.
Вместо этого она погладила Гарри по голове, потрепав нечёсаные третий день кудри.
– Малыш, ты ведь знаешь, что хочет от тебя твой отец, – проскрипела она, и в ее голосе мальчик уловил намек на свою судьбу.
Он решил не обижаться на «малыша», хотя три дня назад ему уже исполнилось восемь, и Гарри полагал себя достаточно взрослым.
– Отец говорил матери, что с будущего года будет брать меня на посевную.
– Вот-вот, – вздохнула Марта. – Чтобы улететь отсюда, недостаточно управлять комбайном. И знание сроков сбора урожая не помогут вырваться из этого «болота».
Гарри смутно представлял, почему бабушка Марта использовала слово «болото», но ему в голову запало другое: «не помогут» – вот что резануло слух.
– А что поможет? – он ведь был уже достаточно взрослым, чтобы задавать правильные вопросы.
– Тебе, малыш, нужно учиться, – вздохнула она, ещё раз потрепав по волосам.
– Но я хожу в школу, – возразил Гарри. – Мистер Селлинжер говорит, что у меня очень хорошо в