Хороший список

Наит Мерилион

RED. Фэнтези

Город Венис имеет жесткую сословную структуру: люди в нем делятся на баловней судьбы и обреченных бедняков. Каррилиан Амильеги – исключение из всех правил. Сын разжалованного чиновника, он познал как нищету, так и роскошь, выбрав, конечно, второе. Став наемником одного из сенаторов, главный герой пытается осуществить заветную мечту: вернуть семье былое благополучие.

Однако бесчеловечная система устроена так, что если кто-то и способен подняться вверх по социальной лестнице, то он точно не останется таким, каким был прежде. Выдержит ли Каррилиан проверку на человечность? И как изменятся его ценности, если вместе с безграничными возможностями на его плечи вдруг ляжет ответственность за целый город?

Комментарий Редакции: На поверхности – классический антиутопический конфликт, а в центре романа всегда актуальная проблема: ответственность, которая приходит вместе с силой и могуществом, и в следствие этого принципиальная недостижимость целей людей – заложников неправильной системы.

Наит Мерилион

Хороший список

Художественное оформление: Редакция Eksmo Digital (RED)

В оформлении использована фотография:

© nsilcock / iStock / Getty Images Plus / GettyImages.ru

* * *

Глава 1. Человек – венец творения, а кто это сказал?[1 - Элберт Грин Хаббард, американский писатель, философ, издатель, художник (1856 – 1915).]

Из-за моего отца вся наша семья попала в плохой список. Когда это случилось, мне было всего шесть – тогда я еще не умел винить окружающих в своём положении.

Но сейчас, отмывая руки от крови в грязном канале безлюдного переулка, я винил только его. Винил во всем, что произошло: начиная от въевшегося в кости чувства голода и унижения и проклятой цинги, заканчивая смертью мамы и сегодняшней ночью, ставшей венцом моего превращения из человека в чудовище.

В моменты паники людям свойственно прятать свою личность от собственного карающего ока и выплёскивать всю скопившуюся ненависть на окружающий мир.

От хода ночной барки, перевозящей упившихся до одури рыбаков, поверхность воды сморщилась. Я затаился.

Ночные бродяги вывалились на набережную и несколько долгих минут не могли разойтись, срываясь то на крик, то на хохот в бесконечных прощаниях.

Когда все стихло, руки непроизвольно нырнули в вонючую воду в попытках смыть с себя скользкое тепло. Машинально вытирая ладони о штаны, я быстрым шагом направился в переулок.

Будь проклят этот город! Я чувствовал, как он осуждает меня.

Эти белые простыни, свисающие с жестких бечёвок, словно призраки… Они метались прямо над головой… не от ветра, но от невозможности дотянуться до меня и задушить.

Бечёвки… я поежился, представив, что среди них могут затеряться шпионки.

Молчаливые потрескавшиеся стены стойко терпели прикосновения моих рук, когда я останавливался, чтобы перевести дыхание.

Возле гавани Сейновиче я спрятался в ожидании, пока последняя, курсирующая между берегами барка потащит любителей дешевой браги в сторону Левого берега. Лодчонки, привязанные мокрыми веревками к столбам, так и запрыгали по воде в надежде привлечь внимание пассажиров ко мне.

Они наперебой плюхались по волнам, казалось, вот-вот сорвутся с привязи, как одуревшие псы, и ринутся по каналу со скрипучим криком: «Вот он! Здесь! Здесь убийца!»

Но барка прошла мимо, и те сокрушенно поникли.

Я украдкой бросил взгляд на веревки, удержавшие обезумевшие лодочки. Есть ли среди них она?

«Убийца…» – шептало из мутной воды канала, отражалось в онемевших витринах торговых лавок, свистело в водосточных трубах.

Этот проклятый город ненавидел меня, он был словно пропитан презрением.

По крайней мере, если бы я был городом, я бы чувствовал именно это.

На улице Гривель неприметный дом с предусмотрительно разинутой пастью, как и полагалось, ожидал моего появления. Я прошмыгнул в окно каменного сообщника.

Дрожащими руками стянул рубашку, штаны и облачился в обещанный наряд жителя Медины: накрахмаленную сорочку с чрезмерно высоким воротом, доходящим до середины щек, шерстяные черные кюлоты, нередко становившиеся поводом для насмешек среди мужской половины Левого берега.