Другие вольеры. Волонтёрские записки
Алина Евгеньевна Пожарская
«Лучше бы о людях заботились!» – слышат они постоянно, но внимания не обращают: некогда. В приюте сорок кошек, почти в десять раз больше собак. Накормить, приласкать, убраться. Волонтёров не хватает, поэтому для новенькой Али всегда найдётся работа.
Аля – журналистка и театральный режиссёр, историями её не удивишь. Вот только происходящее здесь оказывается сложнее, чем репортаж или пьеса. Здесь не знаешь, чего ожидать: то доброжелатели подкинут целый выводок щенков, то помощь внезапно придёт от эстетствующего сноба.
Светлая, лёгким слогом написанная повесть «Другие вольеры» – череда непростых историй о брошенных животных и тех, кто взял за них ответственность. Что здесь держит таких непохожих сотрудников – от весёлой будущей чиновницы Кристинки до хамоватой Дэйзи с вечным запахом перегара? Какие они изнутри – вольеры в приюте и другие, невидимые вольеры, из которых смотрим на мир мы?
Дебютная книга Алины Пожарской (родилась в 1989 году), основанная на личном волонтёрском опыте, – о том, как мы все друг от друга зависим. А идёт ли речь о животных или всё-таки о людях – это каждый решит для себя.
Алина Пожарская
Другие вольеры. Волонтёрские записки
От автора. Текст художественный, а значит, есть вымысел, несовпадение героев с прототипами и тому подобные выкрутасы. Но на реальных событиях основано – факт.
Посвящается, ясное дело, Кристинке, а также одному приюту города Москвы и всем его обитателям
Пролог
Другие вольеры
В зоомагазине, в шкафу за стеклянной дверью, лежит чихуахуа. Над ним табличка: привит, кастрирован, в роду такие-то и такие-то личности, цена – сорок тыщ.
Чихуахуа лежит на боку, будто выполняет команду «Умри!». Косит пластмассовым взглядом в зал магазина.
Рядом останавливаются две девушки.
– Смотри, на игрушку похож!
Это звучит умилённо. Умилённые, страшные слова.
В соседнем шкафчике – площадь у них примерно как у аквариумов средней величины – сидит шпиц. У шпица приступ интроверсии, он повернулся мордой к стене и мохнатым задом – ко всему человечеству. Привит, кастрирован, расчудесная порода такая-то, сорок пять тыщ.
Кристинка ждёт меня снаружи. Магазин этот – рядом с приютом, обычно мы закупаемся в другом магазине, около её дома, там нет животных. Сюда она вообще заходить отказывается. «Концлагерь», – говорит.
…Однажды, дежуря в редакции, я написала этому магазину письмо: что происходит? Почему они лежат на боку и уходят в себя? Жара? Тоска? Нехватка движения и игр? Водка-наркота? (Ладно, последних двух слов я не писала, но они неотступно, под незатейливый проигрыш, пелись у меня в голове.)
Ответили. Собак утром и вечером привозит-увозит специальный заводчик. Выгуливают специальные выгульщики. И собакам не жарко: под потолком аквариума, если вы заметили, колыхается специальная синяя мишура. Это кондиционер. А на стёклах написано, чтобы люди костяшками не стучали и вспышками с телефона не сверкали. Всё под контролем, всё идёт по плану.
И я склонна верить. Взять и разлюбить магазин было бы лицемерием: у них бывают жирные скидки, что позволяет покупать для приютских больше, а ещё они сотрудничают с благотворительным фондом – у выхода стоит большая красная корзина, куда собирают корм и лекарства, а фонд развозит в приюты, и в наш тоже.
Строго говоря, это двойной стандарт: приют и зообизнес разделяет баррикада из сена и колючей проволоки. Чем больше собак покупают, тем меньше шансов на пристройство у тех, других, наших.
Но на магазин грех жаловаться. Нам любая помощь нужна.
Словом, не сомневаюсь, что с аквариумными собаками обходятся настолько гуманно, насколько позволяет система.
Но пластмассовость во взгляде у чихуахуа никуда не уходит. Ей некуда деться, как некуда деться и соседу-шпицу от людей вокруг. Это лазейка, сквозь которую сочатся, сочатся на них тоска и уныние.
Они на виду.
…Я забираю консервы, пелёнки, купленные на деньги жертвователей. Трамбую в пакеты и выхожу к жмурящейся от солнца Кристинке. Она отбирает у меня один пакет, и мы идём к промзоне.
* * *
– Аля! Прячься!!
Спрятаться на полигоне негде, поэтом