Вороний грай
Татта Риззи
Простая детская считалочка. И парад непростых трагедий… Почти каждый герой этого рассказа – жертва, но не обстоятельств, а неведомой мистической силы. Почему и зачем всё это происходит, сказать сложно. Наверное, самым правильным ответом станет привычный: Такова судьба.
Татта Риззи
Вороний грай
Размеренный стук каблуков отдавался звонким эхом в пустой арке.
«Раз, два, три, четыре… пять.»
Рука заныла под тяжестью пакетов из «Пятерочки», боль отдалась в плечо и в поясницу. Анна тяжело вздохнула и вынужденно опустила груз на асфальт. Багровые вмятины исполосовали пальцы, словно кто-то пытался их перерезать тупым лезвием. Фаланги местами посинели, но до дома оставалось совсем чуть-чуть. Нужно собраться и сделать последний рывок!
«Плачет ворон на дубу. Клонит чёрну голову.»
Анна проводила взглядом ускользающее полотно света, которое уже почти полностью покинуло границы арки. Как же быстро садилось солнце в городском лесу многоэтажек!
«В чем печаль? Лишь знаешь ты! Сердце душит от тоски.»
Слезы застряли в горле. Будь прокляты эти странные детские считалочки!
Она наклонилась и подняла недельные запасы, рука заныла ещё сильнее. Нужно быстрее дойти до дома. Если она опять разревётся прямо на улице, вездесущая баба Дуся точно доложит мужу. Он снова отправит её на эти гнусные терапии, где отравленными иглами будут расковыривать душу с приторной улыбкой на лице. Они же для неё стараются! Чтобы пережить боль, надо вкусить ее полностью. Только этим мозгоправам невдомёк, что боль уже намертво срослась со всем естеством Анны.
«Ворон! Ворон! Помоги! Поскорей освободи!»
Нервный смешок сорвался с губ женщины, и она тут же прикрыла его следы искорёженной гримасой.
Всё равно, как она выглядит. Чем страшнее даже лучше. Пусть все отворачиваются от неё. Она и сама никого видеть не желает.
«Ворон-ворон крикнул раз. Кар – пробил самый тёмный час!»
Три подъезда и заветная дверь. Только бы вспомнить, где ключи. Не хочется копошится слишком долго. Вдруг с кем столкнётся. Опять будут ласкать жалостливыми взглядами и проявлять своё наигранное сочувствие. Как же её от них ото всех тошнит!
«Ворон-ворон, подожди. Ты ко мне не подходи!»
Звеньк. Ключи упали рядом с мусорным пакетом. Опять кто-то не дошёл до помойки! Всего-то сто метров!
Анна поспешно нагнулась, поясницу резко прострелило, отдавая в ногу. Этот вечер явно не собирался становится лучше.
«Кар! В лицо уже кричит! Клювом бьёт. Крылом манит.»
Приложила ключ раз. Два. Не сработал. Октябрь, и правда, выдался холодным. Она подышала на метал и снова попробовала.
Пилик-пилик!
– Ну, наконец-то!
«Ворон крикнул в третий раз!»
Голоса детей стали тише, это заставило Анну обернуться. Белые края лёгких платьев еле виднелись из-за плотной линии кустов. Кто выпустил их в октябре так легко одетыми?
«КАР! Жизни пробил мёртвый час!»
Маленькая троица, звонко смеясь, побежала прочь. Глаза женщины ещё сильнее раскрылись от удивления, когда в дырке меж зарослей сверкнула голая пяточка.
Нет! Должно быть померещилось.
Она помотала головой и уверенно шагнула в чёрную тьму подъезда.
Тусклый свет, три пика микроволновки, щелчок закипевшего чайника – привычные сопровождающие её одиноких вечеров. Муж второй раз за месяц уехал в командировку, в десятый за последние полгода. Подруги на работе частенько по этому поводу задают наводящие вопросы, но в открытую выразить опасения не решаются. Зачем добивать того, кто и так уже все равно что мёртв.
Анна вонзила штопор в пробку, сделала несколько поворотов, и заветный чпок раздался на пустой кухне. В бокале отразилось осунувшееся лицо, изрезанное глубокими морщинами. Под глазами красовались синюшные мешки, а иссохшие губы слегка подёргивались то ли от предвкушения вкуса успокоительного, то ли от попыток женщины сдержать очередную истерику.