Нил Овадда
ПЛЯЖНЫЙ БАТАЛЬОН, НЕВЫДУМАННЫЕ ИСТОРИИ И
НЕНАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА
Нил Овадда
ПЛЯЖНЫЙ БАТАЛЬОН
ПРОЛОГ
Эту страшную историю рассказал мне человек, который сам был ее участником. У меня нет оснований ему не верить. Обстановка, в которой я услышал его рассказ, не располагала к выдумкам. У него не было причин хвастать (да и история – далеко не хвастливая), или набивать себе цену в моих глазах. Скорее, обстановка располагала к откровенности, к тому, чтобы поделиться чем-то, о чем до тех пор никому подробно не рассказывал. Вот как это произошло.
Володя Полянский был на тринадцать лет старше меня. Но мы учились на мехмате Университета в одной группе – группе астрономов. Хотя наша группа была самой дружной на курсе, Володя был несколько в стороне от большинства из нас. Возможно, в силу разницы в возрасте, а возможно и в силу характера. Во всяком случае, у меня с ним никаких близких контактов до лета 1957 года не было.
Но так случилось, что мне пришлось узнать его достаточно близко. После четвертого курса все студенты астрономы должны были проходить в июле—августе практику на одной из астрономических обсерваторий. Поскольку я собирался заниматься физикой Солнца, меня определили на практику на горную станцию в предгорьях Кавказа под Кисловодском. Туда же был направлен и Полянский.
Поскольку это важно для понимания наших отношений, которые привели к откровенности Володи и к его рассказу, несколько слов о самой станции и обстановке на ней. Станция была создана за несколько лет до этого двумя энтузиастами Мстиславом Гневышевым и его женой Раисой. Станция стояла совершенно обособленно – на добрый десяток километров вокруг не было никакого жилья. Гневышевы были настоящими подвижниками и вложили в создание этой станции огромное количество сил. Она была их любимым и единственным детищем, и они были ревнивы, как всякие любящие родители. Последнее обстоятельство, конечно, делает им честь, но оно не облегчало жизнь тем, кто вынужден был с ними работать. Характер у них обоих был далеко не легким, особенно, у Раисы, и мы, к сожалению, очень скоро в этом убедились.
Впрочем, постоянно работали там кроме самих Гневышевых только двое. Женщина среднего возраста, которая занималась хозяйством, включая корову, кур и небольшой огород. И молодая женщина, которая была «прислугой за все» – т.е. лаборантом, горничной и уборщицей.
Из-за хозяйственных дел и возникли наши с Володей проблемы в отношениях с Гневышевыми. Дело в том, что они заставляли нас заниматься именно этими самыми делами – косить траву для коровы, копать огород, собирать в небольших распадках и носить на станцию сухие сучья кустарников на дрова. Сейчас я понимаю, как трудно было Гневышевым поддерживать свое любимое детище в рабочем состоянии, и как нужна им была любая помощь. Но тогда в самомнении молодости мы с Володей этого не понимали и считали, что мы «не для того приехали на станцию, чтобы пасти корову». Это и стало причиной нашего конфликта с Гневышевыми. Чуть отвлекаясь в сторону, замечу, что этот конфликт мог кончиться для нас весьма печально. Они грозили отослать нас обратно с соответствующим письмом в деканат и, боюсь, с соответствующими последствиями для нашего пребывания в Университете. То, что это были не пустые слова, подтвердилось уже осенью, когда они пожаловались-таки в деканат, и нам пришлось пройти там через очень неприятные беседы. К счастью, все обошлось.
Но «вернемся к нашим баранам». Недовольство отношением к нам и необходимостью делать «черную» работу, естественно, нас с Володей сблизило. Гуляя вокруг станции по травянистым, лишенным древесной растительности холмам, мы костерили Гневышевых, выплескивая накопившиеся раздражение и обиду. Это помогало нам «выпустить пар» и приготовиться к очередному неприятному разговору. Даже больше, чем это. Мы договорились, что в любом таком разговоре мы будем стараться сдерживать друг друга. Если в ходе упреков, обвинений и угроз в наш адрес я начинал заводиться, и Володя видел, что я вот-вот скажу в ответ что-нибудь слишком резкое, он наступал мне на ногу (мы обычно сидели рядом на небольшой скамье, а Мстислав,