Лето

Алла Глебовна Горбунова

Роман поколения

Алла Горбунова родилась в 1985 году в Ленинграде. Окончила философский факультет СПбГУ. Поэт, автор нескольких книг прозы – «Вещи и ущи», «Конец света, моя любовь», «Другая материя». Её стихи и проза переведены на многие иностранные языки. Лауреат премий «НОС», «Дебют» и премии Андрея Белого.

Новую книгу Горбуновой формально можно отнести к жанру дневниковой прозы. Это до предела обнажённый, обжигающий, насыщенный текст. «Лето» соткано из философских размышлений и мистических озарений, тончайших описаний природы и быта и полных глубокой нежности наблюдений за взрослением ребёнка.

Содержит нецензурную брань

Алла Горбунова

Лето

© Горбунова А.Г.

© ООО «Издательство АСТ»

1. Амёбы в воздухе

Мы провели майские праздники в Ольгино. С утра до вечера на участке было солнечно, как будто теней и вовсе не существует в мире. Сразу за участком, за баней, видна огромная, раскрашенная в цвета российского флага труба ТЭЦ. Садоводство в черте города. Травка, беседка, качель под соснами, распустившиеся трубчатые нарциссы, маленькая кочка с фиолетовыми цветами, на которую всё время писал Егор, только научившийся писать стоя. Туя у бани. Кустики облепихи, слива. Всё только пробуждается, набухают почки, листьев ещё нет. По утрам слегка пахнет навозом с каких-то окрестных полей. Солнце тоже пахнет – сухой травой, испарением влаги, пыльным песком, в котором копается Егор. Всюду на дорогах песчаные кучи. Единственный водоём – маленький пожарный прудик, дети в нём всё время понарошку ловили рыбу на длинные палки, найденные в кучах бурелома на его заросшем берегу. Ощущение обжитого, обитаемого пространства: шезлонг на участке, мяч на траве, кострище и мангал на полянке, машина Гошиной мамы рядом с воротами, посуда и все принадлежности на кухне – там, где надо, рассортированы по полочкам, у всего своё место.

В первый же день в Ольгино я села на качель и принялась созерцать воздух. Созерцание воздуха обыкновенно сочетается с созерцанием деструкции стекловидного тела – маленьких движущихся кружочков, похожих на амёб. Когда смотришь на воздух – видны переливы, потоки, непонятное переливчатое движение, складывающееся в узоры, фигуры, воронки. Можно часами смотреть на это движение, на фоне которого проплывают скопления кружочков-микробов деструкции стекловидного тела. Я вообще очень люблю разного рода дефекты восприятия, они – мировые щели, в которые можно подглядывать.

В Ольгино вокруг были сплошные дети: мой сын Егор (три года), Агата (тётка Егора, ей будет десять), соседский мальчик Ярик, его младшая сестра Кристина и соседская девочка Лиза. Лиза влюбилась в Егора, хотя ей пять, а ему три, и рассказала Агате, а Агата – всем нам. Потом Лиза упала с велосипеда и сильно поранилась, её возили в травму. В руках у неё всегда плюшевый котёнок, сама она говорит тихо и как будто всё время жалобно мяукает. Когда я спрашиваю Егора, кто ему нравится, он шёпотом говорит: «Агата». Ярик обычно сидит на заборе, он умеет делать крутые трюки в скейт-парке, он уже считает себя подростком и научил Егора кричать: «Танцуй курица-ананас!» Ярик дружит с Агатой, но не разрешает ей приходить к нему, когда приходит его друг и они вместе сидят на заборе, – у них мужская компания. По вечерам, когда наступает время ужина, Ярик приходит к нам, чтобы поесть, и, наевшись до отвала, говорит: «Всё, больше не могу, я же перед вами ещё дома поужинал». Только и слышны со всех сторон детские голоса, и среди них главный голос – моего сына. Голоса радости, писк, визг, хохот, беготня, игры. Кошмары затихают, заползают в углы комнаты, прячутся в углах, пока дети играют.

Неподалёку в лесу Петровский пруд, возникший на том месте, где когда-то из земли извлекли Гром-камень для пьедестала Медного всадника, но туда мы не решились идти с Егором: тропы в лесу совсем разбитые, коляска не пройдёт, а без коляски всё-таки Егору было бы сложно пройти такое расстояние. На залив тоже не поехали, потому что там могут быть патрули – отлавливать нарушающих коронавирусную самоизоляцию. Зато дважды ездили на машине гулять в старую часть Ольгино – смотре