Я – не заморыш

Сергей Телевной

RED. Young Adult

Каково это – жить в захолустье, да ещё и когда твои родители в разводе, а ты – чахлый 14-летний подросток, вынужденный противостоять злобному амбалу-десятикласснику?

Каково это – постоянно быть осмеянным дочкой местного воротилы и красавицей, в которую влюблен, когда ты – школьник, вынужденный выхаживать собственного отца?

Каково это – в чужом городе ринуться на пьяного мужика, не ощущая под босыми ногами битых стекол, а после – столкнуться с настоящим мертвецом в больничном лифте?

Каково это – быть мной?

Комментарий Редакции: Красивыми и обеспеченными быть легко. Но что если жизнь предоставила другие, менее привлекательные стартовые условия? Когда ты обделен силой, всеми оставлен, заблудился в лабиринте из неудач и не очень-то хватаешь с неба звезды – это непросто. Но когда ты еще при этом подросток – это непросто вдвойне.

Сергей Телевной

Я – не заморыш

Об авторе

Посчастливилось мне родиться на Ставрополье, в поэтических Моздокских степях, вдохновивших Ивана Сурикова на «Степь, да степь кругом…». Случилось это в 1959 году в маленьком, но «титулованном» хуторке Графском – в семье колхозников Телевных – Владимира Александровича и Антонины Прокофьевны.

Поэтические степи, однако, не возымели вначале на меня особого действия. И потому, ещё не научившись писать, я, слыша по радио песни, удивлялся: «И зачем эти слова? Их все равно не разобрать! Можно ведь просто: ля-ля-ля…». В 5 лет я, впервые севший за руль папкиного «ЗиС-150» и вдохнувший головокружительно-сладкий аромат, бензина, возмечтал стать шофёром. С тех пор вопрос: «…зачем слова, когда можно просто «лялякать», не возникал – это не было мне интересно.

Трагедия оборвала жизнь моего отца. Мы покинули «титулованные» хутор Графский. Обосновались «почти в городе» – селе Троицком, граничащем с райцентром Моздок. Там я пошёл в первый класс. Поскольку я жил в иной – «хохляцкой» языковой среде, то история взаимоотношений с русским языком и чтением в школе у меня оказалось очень сложной…Первая учительница Мария Михайловна Слободина, заподозрив во мне полную безнадежность, предложила моей маме, не особо бойкой вдове-колхознице, определить меня в интернат. Это, конечно, маму возмутило, но и мене предало импульс. Я бросился догонять одноклассников, к четвертому классу догнал и в основном перегнал.

Парадокс, но при паталогической нелюбви к чтению в школе я начал что-то рифмовать. Очевидно, так срабатывал некий психологический компенсационный механизм.

Вот так, с переменным успехов и окончил сельскую школу, а потом техническое училище по специальности «радиомонтажник» в г. Нальчике. Может, вскрытое в детстве радио, а потому и раскуроченный радиоприемник «Муромец» – целое достояние» семьи колхозника – возымели свое действие. Или стремление вырваться из бесперспективного села побудило получить «городскую, прогрессивную» специальность.

Служить довелось в ГДР – в войсках связи. Места исторические: Тюрингия, колыбель европейской Реформации, г. Ваймер (Гётте и Шиллер), г. Рудольштадт (помните, роман Жорж Санд «Графиня Рудольштадт?). Там стоял наш батальон связи. Но там же неподалёку – и Бухендальд.

Связист из меня вышел так себе. Но до младшего сержанта дослужился. В военном билете я с гордостью носил вырезку из районной газеты «Ленинская правда» – мой первое стихотворение.

После армии наступило у меня «средневековье». Обстоятельства побудили устроиться на… мясокомбинат. Вкалывал простым работягой. Думал, временно. Летом хотел поступать в вуз. Вместо института последовала женитьба, потом – дети, стройка… «Средневековье» продлились 10 лет. Но компенсационный механизм действовал, как в двигатель от «ЗиС-150» – с обязательным прогревом, но надежно. Работая на мясокомбинате, я садомазохистски усложнял себе задачи – осваивал твёрдые стихотворные формы: сонет, рондо, рондель, триолет, секстина. Даже на венок сонетов замахнулся. Послал стихи в республиканскую газету, в ответ меня послали к литконсультанту в республиканское отделение Союза писателей СССР. Там посмотрели, пригласили на совещание молодых писателей. Дело шло к первой