Оно уже внутри
Homines quo plura habent, eo cupiunt ampliora
Заживо погребённые
«Они хотят, чтобы их услышали. Ибо не господь забирает к себе их души. Они кричат, там во тьме, пока что-то невообразимое перемещается между мирами. Зверь хаоса, первородное воплощение мрака – Асамаэль – пожирающий смерть. Нет участи страшней, чем увидеть его собственными глазами…»
Но Уэст почти заглянул за грань. Почувствовал, как что-то ужасное пытается завладеть им. Оно хотело наружу. Хотело свободы. В тот день голоса его голове заревели впервые. А когда его жена была зверски убита в их собственной квартире, они раздались снова. Бедняжка. Ей вырвали сердце. А перед этим вырезали язык. Это было настоящим безумием.
И вот сейчас, сколь бы не была велика моя скорбь, я хочу забыть это. Навсегда. Когда-то узнав, кто он такой. Я теперь с ужасом вспоминаю эту встречу… Александр, мать его, Уэст. Кто мог знать, чем всё это обернётся? Кто мог предупредить меня в тот самый вечер? Вечер, когда я стал чем-то большим; и вместо розового заката посреди бесконечных звёзд, увидел лишь поднятую над моей головой подошву. С того самого дня, как всё это дерьмо щупальцами начало проникать в мой мозг, высасывая последние остатки здравого смысла. Именно тогда всё вдруг стало на свои места. Любая история рано или поздно заканчивается. И вот он пришёл. День, когда она найдёт своё логическое завершение в истлевших чернилах и моих широко раскрытых, остекленевших глазах. Сегодня эта история станет для меня последней.
В тот роковой вечер волею судьбы мы оказались с ним в одно время, в одном месте. Если, конечно, это и правда был Уэст. Настоящий. Во плоти. Но какая теперь разница?
Мы познакомились в баре. Я точно помню дату: четвёртое января две тысячи двадцать второго. Обычный захолустный бар на «улице разврата». Он сидел там уже четвёртый час. Выпивал один стакан виски за другим, даже не морщась. Похоже, алкоголь не брал его совсем. И ему это нравилось. Больше того, это вызывало у него чувство гордости, какой-то наигранной уверенности в своём превосходстве. Конечно, у него были причины думать так. Что-то в нём внушало благоговейный ужас. И теперь я знаю что. Но не тогда… Тогда я видел только его широкие плечи, величавую осанку, чёрные как ночь глаза, тёмные густые волосы, худощавые, крепкие руки. Но было что-то ещё. Что-то, что нельзя увидеть. Что-то сакральное. Некая запретная связь, с чем-то, что просто недоступно обычному человеческому мозгу. С чем-то ужасным. И я почувствовал это, стоило ему только посмотреть в мою сторону. И чувствую до сих пор. Как будто мокрая, склизкая от струящейся крови лапа, копошится в твоих кишках, выворачивая их наизнанку. Медленно и точно. Это омерзительно, если подумать. Появляется какое-то острое желание выплёвывать куски лёгких, пока внутри не останется только кровавое месиво… Но, увы, я помню, только обрывки: старую потрёпанную кожаную куртку; чёрные, местами протёртые джинсы, и несползающую идиотскую ухмылку. И то, что пряталось за всем этим.
Помню, я пришёл туда как раз в самый разгар веселья, ровно в десять. Уверенной походкой переступил порог, и недолго думая, направился в бар. И чтобы вы знали, в ту ночь я не собирался терять время зря. Как бы глупо это ни звучало. Тогда я твёрдо решил, что залью в себя всё, что смогу найти на полках этого задрипанного гадюшника. Но не судите меня строго, подобные срывы для меня были редкостью. Просто здешняя атмосфера была по-своему уникальна. Весь бар переливался под стробоскопами. Редкие вспышки прожекторов, то и дело, прорезывали воздух. Красивые девушки танцевали на стойке бара. Всё это заполняло пустоту, разраставшуюся внутри меня. Словно рак, сантиметр за сантиметром. А дальше…
Свободных мест за барной стойкой почти не осталось, поэтому мой выбор пал на первое попавшееся. Мне стоило немалых усилий сесть на этот чёртов стул. Хотя нет, даже не так. Правильнее: я чуть было всю задницу себе не отбил, пока пытался на него залезть. И, конечно, ему это показалось забавным. Пристально посмотрев на меня, он громко усмехнулся. Почему? «Да потому что идиот» – первая мысль, проскочившая в мое