Часть 1

Через месиво злости и жадности,

Через дикие вопли и плач,

По земле, искалеченной завистью,

Шли два ангела и палач.

Шли неистово, гордо, размеренно,

Каждым шагом чеканя судьбу.

Неизбежно, достойно, уверенно

Шли на зов, на плач, на мольбу.

Первый ангел, в лохмотьях обугленных

Вел других за собой, чуть дыша.

За плечами нет крыльев: обрублены,

И клекочет от боли душа.

Слышал он неизбежность, отчаянье,

Слышал боль, неприкаянность, страх,

Неоправданность, горе, раскаянье

Всех, кто ели стоял на ногах.

Он был слеп, и небрежными жестами

Тем двоим и указывал путь.

И старался спасти души грешные,

Хоть не всех, но кого-нибудь.

Брат его с белоснежными крылами

Шел за ним: он силен был и смел.

Опоясанный златыми стрелами

И ступить он без брата не смел!

Он был крепок и телом, и мыслями,

Он за правду всегда выступал,

И над ложью, словами нечистыми,

Справедливости меч поднимал.

Вслед за ними, закутанный в мантию,

Шел палач, без лица, без души.

Окровавлены руки, испачканы

Кровью той, что за правду лежит.

Он был братом беспечного ангела,

Что всю боль на себя принимал,

Но не выдержав горя, отчаянья,

Стал безлик: всех подряд убивал.

Так и стал палачом неприкаянным,

Только зла он совсем не держал:

Равнодушно, без капли раскаянья

Всех, кто был виноват – линчевал.

Шли те странники медленно, вдумчиво.

Всех, кто горе творил – на копье!

И земле, обезличенной ужасом,

Подставляли святое плечо.

Часть 2

Ей бы бежать, бежать далеко.

И так больно вдруг стало внутри…

Жить ей было всегда нелегко,

А теперь, что молчи, что кричи.

Все внутри, как огонь, как смола,

Кипятком обжигает, грызет.

А куда ей бежать-то, куда?!

Боль ломает, да к сердцу ползет…

Жили с сыном они у реки,

Его папа погиб уж как год.

Жили просто: без лести и лжи,

Без обид и пустячных невзгод.

Но повисла над ними беда.

Солнце черный накинуло плед.

Красной магмой сжигая дотла

Смысл всех ее прожитых лет.

На сыночка нагнали беду:

Обвинили того в воровстве.

Приговор назначать поутру…

Только вор настоящий-то где?!

Приговор был ужасно суров:

Невиновного будут казнить!

Может, Боги услышат их зов?

И прикажут ту казнь отменить?

Чуда не было. Мальчик казнен.

Невиновный повешен. Забыт.

А судья был заметно польщен,

Что судебный процесс не стоит.

Он был рад. Он спешил. В тот же день

Его сыну исполнилось пять!

Только черное солнце, как день,

Шло за ним и опять, и опять.