У Калинова моста, на реке Смородине

Ирина Луйк

Разрушенная церковь на Смородиновом берегу, близ Калинова моста – место пугающее и, как говорят местные, «дюже мистическое». Но именно туда через Старый лес направляется Яшка Ковалев в поисках пропавшей сестры. Вместе с друзьями Жекой и Аленкой он сталкивается с неожиданными трудностями, лишениями и опасностями. Раскрывает старую семейную тайну и находит любовь.

Ирина Луйк

У Калинова моста, на реке Смородине

Я люблю пироги с щавелем и творогом. Лучше всех их печет баба Нюра. А еще громко поет частушки и целует меня в макушку, поэтому бабу Нюру я тоже люблю.

Люблю приезжать на каникулы в деревню: ходить купаться на реку, кататься с горки на старой камере, рыбачить с Жекой и слушать рассказы Аленки о допотопных греках, которые то и дело воевали между собой и плавали за сокровищами. Аленкина мама – учитель истории в сельской школе. А вот Жека, наоборот – ярый поклонник народных сказок, а еще всякой мистики и деревенских врак: про заброшенную церковь у моста или старый колодец у мельницы. Стоит собраться вечером у костра – Жека тут как тут и начинает… Помимо рядового сказочника, Жека считает себя потомственным знахарем. Его прабабка в Революцию у Белых знахаркой была, лечила офицеров травяными снадобьями, рецепты которых по женской линии в семье передавались испокон веку. Прабабки давно уже нет, а вот книги остались. Женька над ними, как Кощей над златом, никому не разрешает смотреть. Даже нам с Аленкой, говорит: «Опасно для простых смертных». Ха! Бьюсь об заклад: он сам ни черта в бабкиных каракулях не разбирает, зато нос задирает.

Люблю я Васильевку и друзей своих деревенских люблю: Жеку, Аленку, Санька, Пашку и даже Митяя. Хотя он постоянно меня задирает. Встанет руки в брюки и говорит так свысока: «Что, городской, сдрейфил? Знаю я вас, столичных». Ух, так бы и дал ему промеж глаз за такое! Жека с Митяем в одном классе учатся, Аленка, как и я, на год старше – в седьмом. По правде говоря, если б не они, я бы в Васильевку так часто не ездил.

– Яшка, слышь?! Выходи гулять! – доносится от калитки.

Это Жека. Кухонные окна выходят во двор, калитку отсюда не видно, зато хорошо слышно, как друже долбит пяткой в ворота и кричит: «Яшка, выходи!»

– Ша, – отрезает баба Нюра, заметив, как я ерзаю на стуле. – Сперва ужин. Никуды твой Женька не денется. Кому я пирогов напекла, а? Вон гляди, как Маришенька справно кушает, аж сердце радуется.

Маришка – моя сестра, ей пять. Поэтому «Маришеньке» до лампочки походы на речку с пацанами, рыбалка и все такое.

– Ну, ба-а.

– Ешь, – не сдает позиций баба Нюра. – Женька, слышь?! Чего по дворам ходишь, Яшу моего баламутишь?

– Баб Нюр, пусти Яшку гулять, – кричит от ворот Жека.

– Позже выйдет, – отзывается та. – Иди-иди, неча тут. Баламут.

Не видать мне гулёшек, как своих ушей.

– Сейчас в сельпо схожу, и шуруй на все четыре стороны. Не держу, – примирительно замечает баба Нюра. – А покамест с сестрой посиди и ешь давай, не отвлекайся.

Делать нечего – жую.

– Мы на речке, если что! – кричит напоследок Жека и уматывает вниз по улице.

Эх… Пацаны, наверное, сейчас купаются у Песчаного затона, там течения нет, дно пологое, мягкое. Красота, да и только! Хоть совсем не вылезай. Нечестно это, и все тут! У Митяя вон тоже сестра младшая, только Митьке ее не навяливают. Ну где справедливость? Пока остальные на речке, я должен с Маришкой нянчиться.

– Здоро?во, городской!

Вспомнишь черта – он тут как тут. Выглядываю в окно. Над калиткой рыжий чуб торчит. Иду отпирать. Митька стоит руки в брюки, усмехается:

– Говорят, тебя на речку не пускают.

– И чего?

– Да ничего, – Митяй расплывается в ухмылке. – Ты че, нянькой заделался? Почем берешь?

– Иди ты.

– Да ладно. Шучу.

– Что тебе нужно, Митяй?

– Короче… – он сплевывает в сторону, – меня Жека прислал, передать, чтобы ты на речку не ходил. Мы с пацанами передумали, решили за Калинов мост в старую церквушку сбегать. Сегодня время как нельзя подходящее – там в полную луну призрак Белой Девы бродит.

– Кого? – скептически уточняю я.

– Белой Девы. Девчонку там в Революцию убили, с тех пор она ночам