Московские окна

Владимир Ильич Ерахтин

Сборник рассказов «Московские окна» Владимира Ерахтина выпущен для широкого круга читателей. Рассказы написаны в разных жанрах – любовная лирика, фэнтези, нон-фикшн. Свое название книга получила по одноименному рассказу. Каждая история – это отдельное окно, за которым скрыта своя судьба. За шторами можно разглядеть первую любовь и бравого офицера, лучшего друга и странного соседа, а порой увидеть и самого себя. Три рассказа из сборника «Исход», «Московские окна» и «Намоленое место» удостоены призов в литературных конкурсах за 2021 год и вошли в разные сборники. Так, рассказы «Возраст 60 +», «Я Кузя» заставляют иной раз улыбнуться, а история «Исхода», которому 100 лет, может выжать незапланированную слезу. После прочтения читатель не останется равнодушным и задумается о многом в своей жизни.

Владимир Ерахтин

Московские окна

Чёрное море. Белый пароход

Само море подарило мне этот рассказ. Оно выбросило его, как пиратскую бутылку, к моим голым ногам, обмываемым по щиколотку тёплой волной лёгкого прибоя. Когда на море шторм, почему-то чувства зашкаливают, получают дополнительную энергию, и тебе хочется писать и писать. Тогда, ещё в детстве, я пытался сделать невозможное – написать рассказ «Море чувств» и «Белый пароход». С детства я веду лоцию – дневник «Записки мальчика с приключениями». На его листках я записывал все, что видел и узнавал у Черного моря. Я был весьма скромным и застенчивым мальчиком, но наблюдательным.

Как-то в детстве майским вечером я сидел на пирсе и «рисовал» на листке блокнота рассказ. Подошла та самая девочка, которой я давно хотел понравиться. Маша была самой красивой и гордой в классе. Одевалась ярко, броско и тем ещё выделялась из серой толпы одноклассников. Маша в своей розовой курточке спросила, что я делаю? Не поворачиваясь к ней, я ответил спокойно: «Рисую море».

– Но у тебя нет ни красок, ни кисти, ни холста. Разыгрываешь меня, Айвазовский?

– Нисколько, – невозмутимо продолжал я. –  Мои кисти и холст – ручка и бумага, а краски – мои чувства, переданные через мысли, метафоры, сравнения и положенные на холст в мой рассказ о море. Посмотри сколько у него оттенков голубого, лазурного…

«Померанцевые блики – это солнца дар великий…»

Как я тогда хотел прославиться, чтобы напечатали мой рассказ в городской газете, чтобы все узнали, и Она, какой Я изобретательный выдумщик. Я даже написал карандашом на листках, вырванных из судового журнала жгучую тайну моряцких происшествий, указал на карте место, где зарыт клад с золотыми монетами. Затем трубочкой засунул в бутылку, залил воском и бросил на песок, якобы, выброшенную на берег прибоем. В костюме пирата отнёс в редакцию и водрузил старинный сосуд, облепленный песком, на стол редактору: « Йе-ха-ха. И бутылка рома!» Думал, заплачет, зарыдает этот старый «капитан пера». Не зарыдал, критик.

Все мои опусы ложились «в стол», коту под хвост, никто и не думал браться за них и публиковать.

Маша стала музыкантом, и её, такую красивую, увёз вместе с инструментом богатый жених в столицу. Я же, окончил институт, стал писать статьи, рассказы, вернулся в Феодосию. Продолжал писать рассказы и работал в местной редакции газеты и матерел с каждой битвой за статью. Пером пытался привлечь власти к реставрации исторических мест, и с каждым годом вместе с блокнотом врастал все глубже в почву города. Утренний кофе, ручка, блокнот, дневная сигарета и вечерняя газета были моими лучшими друзьями.

Прошло несколько лет. Ночи сменялась днём. Шторма сменялись штилем. Рассветы – закатом. А в моей жизни ничего не происходило. Я уже думал, что останусь один, конечно. я встречался с женщинами, но эти встречи не разжигали внутри костёр страсти, а лишь напоминали свечу, догорающую к утру до основания. Как вдруг внутри стало нарастать ощущение напряженности и смены чего-то? Наверное, к грозе, подумал я.

По набережной старого города с вечерней прохладой среди гуляющих пар шла элегантная дама в шляпке с опущенной головой и с собачкой. Шпиц. Белый. В её облике я узнал свою первую любовь – Машу, только глаза её почему-то были потухшие. Она не