Мне не холодно внутри

Екатерина Данскова

Истории жителей деревушки Ий-ман, спрятавшейся в тисовых рощах на берегу холодного озера Мао; истории, перетекающие одна в другую и создающие особый мистический мир, в котором есть место и ступке судьбы дядюшки Эппе, и непослушной трости бабушки Айнуш, и секретному рецепту долголетия старушки Пене и её мужа – рыбака Хорге.

Екатерина Данскова

Мне не холодно внутри

Мне не холодно внутри

Ниду шла по пыльной дороге, держа в одной руке подол от сарафана, а в другой палку для Ифти. Она еще только успевала замахнуться, а Ифти уже бежал вперед, взбивая лапами пыльную пену. Вдалеке уже виднелся водораздел, но нужно было еще пройти мимо отвесной скалы Кара-даг, про которую вечно рассказывают местные старухи. Никто в деревне Ий-Ман давно уже и не верит их свистящему шепоту, но все-таки проходить мимо Кара-даг лучше на цыпочках и уж точно ни с кем не разговаривать.

Еще совсем маленькой, когда отец еще был жив, а у бабушки было на сто морщинок меньше, Ниду придумала способ, как не бояться и не забыть, что нельзя говорить ни словечка. Она придумала считалку, которую повторяла про себя до тех пор, пока мрачный каменный склон не заканчивался и не начинался ручей: раз-два-три, мне не холодно внутри… раз-два-три, на меня не посмотри…

Старухи в деревне говорили, что лучше пробежать бегом, близко-близко к подножью, чтобы Кара-даг не смогла тебя увидеть. Ниду как-то спросила у своей бабушки Айнуш, почему все так боятся Кара-даг, почему никто никогда не пытался на нее забраться? И почему все молчат, когда идут за земляникой или можжевеловыми шишками?

– Слава старцу Эппе, пусть господь бережет его душу… – говорила бабуля Айнуш, – Эппе однажды спас одного нашего юношу от взгляда Кара-даг. Но если уж гора решит на тебя посмотреть, ты больше никогда не сможешь быть моей маленькой Ниду.

– А разве скала может посмотреть? А как я узнаю, что она меня увидела? – спрашивала Ниду.

– Ты сразу поймешь, отведи господь! – бабушка Айнуш перекрестила внучку. – Все глаза мира сразу посмотрят на тебя.

Ниду уже подходила к скале, к привычному, абсолютно мёртвому куску пути. Здесь никогда не было никаких звуков, ни ветерка, ни птичьего щебета, ни даже стрёкота цикад.

– Ифти, Ифти! Ну-ка ко мне! Иди рядом! – Ниду было как-то не по себе и она хотела быстрее пройти неприятный отрезок, взяв собаку за веревочную петлю на ошейнике.

– Ифти… – шепотом сказала Ниду и наступила на тень от скалы. Ифти звонко гавкнул, тень вздрогнула, а Ниду так испугалась, что со всех ног бросилась бежать обратно домой, бросив и палку и бочонок для можжевеловых шишек.

Зайдя домой, она сразу открыла плетеную дверь бабушкиной комнаты, чтобы рассказать, как Ифти залаял прямо у подножья Кара-даг. Бабушка сидела на кровати. Её тонкие седые косицы лежали на худых плечах, а огромные глаза не отрываясь смотрели на внучку. Ниду замерла на пороге комнаты и за окном увидела отца – он стоял в зарослях свекловичного тростника и смотрел ей прямо в глаза.

– Раз-два-три, мне не холодно внутри… – Ниду так и стояла на пороге комнаты, – Раз-два-три, на меня не посмотри…

Клюка бабушки Айнуш

Стук деревянной палки всегда выдает идущую за продуктами или прогуливающуюся по берегу старушку Айнуш. Сухое и звонкое “цуи-уа, циа-у” и потом гулкое “тонк-тонк” – это она выходит из комнаты со скрипучими половицами. “Крак-крак-крак” – идет по вымощенной камнями дорожке. “Пуф-пуф-пуф” – срезает через мокрый после дождя палисадник. “Хосс-п, хосс-п” – мелкая галька вдоль кромки моря разбегается от её дубовой клюки.

Каждый мальчишка в деревне у Холма мечтал походить с такой палкой хотя бы денек: нет ничего удобнее для понарошечной стрельбы или бешеной скачки козлом вокруг уставшей матери. Но старушка Айнуш, с тех самых пор как её любимая внучка пропала у скалы Кара-даг, никогда не выпускала из рук черную резную клюку с гладкой латунной ручкой.

Сегодня солнце почти не светило и казалось, что утро с трудом договорилось с ночью, чтобы, наконец, наступить. Звуки были ватными, воздух – холодным, бельё на веревках деревенских хозяек – мокрым, а детский сон таким же крепким