Назад к книге «Когда цари служили пастухами. Стихи и немного грустного юмора» [Наталья Тимофеева]

Когда цари служили пастухами

Моему сыну Зорану с огромной благодарностью и неизбывной нежностью посвящаю эту книгу.

Экзамен

Экзамен «жизнь» сдала не на пятёрку,

На троечку едва свела концы.

Рождённую эпохой фантазёрку

До старости водили под уздцы.

Я знала, что позволено не много

Тому, кто наделён с избытком. Вон

Гнала меня судьба. Тая тревогу,

Я за спиною слышала трезвон

Завистливой молвы и, было дело,

Ревела от досады, но всегда

Лишь кровью сердца чувствовать умела,

Не чуждая ни гнева, ни стыда.

Оглядываясь с болью на дорогу,

Где ветер разметал мои следы,

Я с трепетом себя вверяю Богу,

К подножью неба утлые труды

Слагаю без сомнений и печали,

Надеясь на прощение Отца…

Давным-давно с меня оковы спали,

И молодой задор сошёл с лица,

И разум стал задумчивей и строже,

И оболочка смертная дряхлей,

Но знаю я, никто уже не сможет

Страстями уловить души моей.

Здесь, на земле, где злом объято время,

Нет места откровениям надежд,

А жизнь без Бога – проклятое бремя

Для подчинённых дьяволу невежд.

Сонет о яблоке

Из мякоти яблока ножиком выну червя,

Прожорлив, дебел, он не знает ни солнца, ни гроз,

Он жил себе в яблоке, плод челюстями язвя

И с ним не вступая в полезный тому симбиоз.

Но яблоко пало на землю, убито червём,

Оно бы и сгнило в траве, не найди я его.

Вот так же и мы на планете бездумно живём,

Вгрызаясь, впиваясь, не видя вокруг ничего.

Болеет земля, протестует, смывает и жжёт

Ничтожное племя, что сук, на котором сидит,

Вот-вот перепилит и в кому навечно впадёт,

И с глиной спечётся в один неживой монолит.

Убийственна жажда наживы за счёт бытия,

Получено в дар оно гостем, что хуже червя.

Лицо земли

Лицо земли позолотила осень.

Богатство дней, на ветреных весах

Покачивая, упокоит в бозе

Людской убогий первобытный страх.

От скованности воли меркнет разум,

От скудости духовной мрёт душа.

Не так страшна ковидная зараза,

Как те, кто чёрта верою смешат

В уколы с неизвестной панацеей.

Сегодня мир безумием объят.

Себе верёвку затянуть на шее

Добрейшие властители велят.

И никаких нет в глупости гармоний,

И нет в животной низости утех.

Но тонут люди в бездне беззаконий,

Которые берут над ними верх.

Вымарывает время сонм историй,

И память у народов коротка…

Никто не смог доселе выпить море,

И правды не осталось ни глотка.

Мышиное солнце

Мышиное солнце среди облаков

Мерцает загадочным светом.

Глубокая ясность, но воздух свинцов,

Бездождье, но кончилось лето.

И точка отсчёта ещё далека, —

Бесснежны вершины Балкана,

Но медленно движет на запад река

Останки породы листвяной.

И пахнет тимьяном на жёлтых холмах,

Молчащих над стынущим долом,

И росно земля засыпает в слезах,

Под лунным лежа ореолом…

Пульсар перемен неизменной строкой

Впечатан в земные скрижали,

И катится время неслышной рекой

В великие мёртвые дали…

Небо с овчинку

Небо с овчинку, овчинка бела и лохмата,

Треплет расхристанный ветер земные сады.

Осень листву золотит и кровавит закаты,

И обнажает неровности горной гряды.

Солнце растерянно ищет пропавшие тени,

День, остывая, мертвеет, а ночь тяжела.

Кутая каменной тьмой, прячет в гулком эбене

Тонкие иглы разбитого бездной стекла.

Время, стекая на землю с бесстрастным участьем

И, по-змеиному, в сердце нацелив укус,

Шепчет: «Забудь навсегда о свободе и счастье,

Помни лишь их ненадёжный и призрачный вкус!»

Ночное стихотворение

Из серебряных нитей сплетала луна

Паутинную сеть для осенних ночей,

И, натешившись прятками с ветром, она

В горный чистый, звенящий скатилась ручей.

Говорлива, свежа и прозрачна вода,

Каждый камешек виден на шёлковом дне.

Воссияла над миром двойная звезда,

И застыли хребты вековые во сне.

Неподвижен эфир и прозрачно-медов,

Аромата полынного тянется шлейф

По-над горной дорогой, и выкрики сов

Даль тревожат ночную, что пущена в дрейф

Вдоль полей опустелых и поймы речной,

И до самых Балкан молчаливо-черна…

И раскинулось небо в