Отражение в метро
Наталья Павловна Пичугина
«Отражение в метро» – рассказ-зарисовка, литературный киномонтаж: на метро сквозь историю рядовой судьбы; взгляд на свой город москвички – девочки-девушки-матери-бабушки – в разные моменты своей жизни и судьбы страны. Метро, как зеркальное отражение города, судьба персонажа, как отражение исторических изменений в государстве, и детское отражение в поручне вагона, как обретение ускользающей было опоры, как напоминание о том, что в круговороте изменений лучшее в народе все-таки остается неистребимым.
Наталья Пичугина
Отражение в метро
I
– Аккуратно, держись за поручни[1 - 1 «Комсомольская правда» от 6 февраля 1935 года писала о первых пассажирах метро: «Они осматривают вагон. Они по-хозяйски оглядывают широкие окна с зеркальными стеклами, кресла, покрытые шевро, никелевые поручни, стеклянные перегородки, двери с полыми резиновыми прокладками».], – слышу я сверху мягкий мамин голос и берусь за ближний ко мне вертикальный блестящий, в котором отражаюсь как смешной карлик из какой-то книжки, где картинки с карликом не было – наверно, я сама его вообразила.
– Садитесь, пожалуйста,– спешит привстать сидящий перед нами мужчина, но мама мягко останавливает его:
– Не беспокойтесь, мы на следующей выходим.
Мама всегда говорит мягко. Но все, что она делает, невозможно изменить. Впрочем, нужды нет, потому что все, что она делает – необходимо.
– На Кировской,– уточняю я свои знания и жду подтверждения от мамы.
– Да, – говорит она, и мужчина улыбается мне.
Мы едем в детский сад. От кольцевой станции Ботанический сад, мы там живем – в Безбожном переулке, дом 19, корпус 2, квартира 19. Папа повторяет это со мной каждый день.
– Запомни, – говорит папа.– Это очень важно на случай, если потеряешься на улице. Скажешь милиционеру.
Если в детский сад меня возит папа, то на Кировской на выходе из метро он непременно спрашивает:
– Этот памятник кому?
Поэтому, как только мы выходим на Кировской, я спешу ответить прежде, чем он задаст свой вопрос:
–Грибоедову! Александру Сергеевичу!
– Что он написал? – уточняет папа.
– «Горе от ума»!
– А как называется бульвар, по которому мы идем, и вон тот пруд?
– Чистые пруды!
Черных и белых лебедей мы будем смотреть потом, когда он заберет меня вечером, сейчас на это нет времени, опаздывать в садик нельзя. Вот мы уже входим в арку направо от прудов и по дворам дойдем до ведомственного детского сада ГОСПЛАНа, где работает мой деда – папин папа.
С мамой можно не беспокоиться – при выходе с Кировской она ничего не спросит, про бульвар и Чистые пруды тоже, мысли ее заняты. Забирает она меня редко, в ее редакции поздно заканчивают работу. На пути в садик и из садика мы не то чтобы спешим, но не отвлекаемся, мама экономит время.
Впрочем, она предпочитает ездить на троллейбусе – он идет прямо до Чистых прудов, в отличие от метро, где нужно делать пересадку. Однажды при посадке в троллейбус маме зажало ногу дверями, троллейбус тронулся и протащил ее метров десять по асфальту, пока я истошно вопила внутри троллейбуса, кричали пассажиры и шофер, наконец, не остановился. Мама с месяц лечилась дома с черной отекшей ногой, был суд, я с год категорически отказывалась заходить в троллейбус.
Папе не надоедает смотреть со мной на белых и черных лебедей на Чистых прудах. Наша прогулка всегда увлекательна, мы обращаем внимание на многое вокруг нас. Иногда вместо метро мы идем домой пешком.
– Что это за улица?– спрашивает папа.
– Сретенка! – отвечаю я. И папа рассказывает, почему ее так назвали и про церкви в начале и конце улицы.
– Колхозная площадь! – сообщаю я раньше, чем папа спросит. И мы переходим площадь по нескольким переходам на правую сторону проспекта Мира, где на фонарном столбе натянут вертикальный транспарант с колосом, у которого верхние три зерна заканчиваются прямыми палочками. Здесь папа наверняка скажет:
– Устала?
– Нет,–отвечу я.
– Ну, все равно, давай подъедем на троллейбусе.
Однажды рассматривать лебедей папа пригласил меня в маленький плавучий ресторанчик на берегу Чистых прудов. Нас провели за свободный столик у перилец над водой.