Вместо предисловия

Все хорошее во мне – от папы. Все плохое – благоприобретенное. Когда я смотрю на его фотографии, даже очень ранние, где он совсем молодой (каким я его не могла видеть!), где он студент или школьник, я всегда в этом мальчике вижу папу. Я его всегда узнаю?. Но не черты лица, а самого папу, целиком, вижу в этих глазах. Еще мне кажется, как будто это я сама на себя смотрю. Что папа – это и есть я…

Страсть же к писательству, как считалось у нас в семье, минуя папу, досталась мне напрямую от деда. От деда Халтурина. Какая же это была радость, когда на склоне лет папа тоже начал писать!

Его рассказ «Мир тесен» (а на самом деле не рассказ, а письмо детям из Америки) обрадовал меня настолько, что я тут же скопировала его себе в компьютер в специально заведенную папку «Виталий Халтурин. Тексты». Он восхитил меня именно как рассказ.

Папины рассказы о военном детстве появились на свет в качестве письма внуку Коле – по случаю школьного сочинения ко Дню Победы. А получилась проза. И его воспоминания о Леве – прекрасная, очень теплая проза, подкупающе простодушная, естественная. В ней столько нежности к старшему брату, что кажется, будто писали два человека и Лева, невидимый, уже нездешний, стоял за спиною у папы. В этих воспоминаниях я тоже вижу папу, слышу его голос…

Для журнала «Детская литература» папа написал образцовый (я бы так не смогла!) биографический очерк о своем отце Иване Игнатьевиче. Надеюсь, он войдет в отдельную книжку, посвященную И. И.

Так же, как и его отец, папа за свою жизнь не выбросил ни одной бумажки. Он хранил все: письма, телеграммы, записки, афиши, рисунки своих детей, их школьные дневники. Писал маме на Кубу: «Спасибо за открытку с Че. Надеюсь, что ты не забыла мою просьбу насчет плакатов и за эти долгие месяцы украдешь их достаточное количество!» Было ли это чистое проявление наследственности, или он сознательно подражал своему отцу? Неизвестно. И уже не спросишь.

В эту книгу включены некоторые письма и документы из домашнего архива. Одни из них уже в момент создания воспринимались как исторический документ, например открытое письмо против ГКЧП. Другие стали казаться таковыми только сейчас, через двадцать, сорок или шестьдесят лет, – потому что изменилось наше зрение. Мы теперь по-другому смотрим. Мы видим в них не только факты семейной истории и отражение личности папы, но дух и приметы времени. Вообще удивительно, что, несмотря на все войны, пожары, наводнения, острые зубы мышей и бесчисленные переезды, большая часть папиного архива осталась цела. Сами же мы, ленивые и неблагодарные, не слишком заботились, чтоб сохранить письма, написанные папой.

Однажды, когда я жила в Тарту, ко мне пришла в гости подруга Саша, а у меня на окне стояла открытка от папы. Открытка-телеграмма, помните, были такие? И там напечатано: «С днем рождения, моя радость». Сашка сказала с удивлением: «Вот это да! Как папа тебя называет!» Мне понадобилось много лет, чтобы осознать, какое это было счастье – получать телеграммы-открытки от папы ко дню рождения.

Уже много лет его нет с нами, но я никогда не чувствовала себя осиротевшей. Папа так любил нас, что после его ухода ни один миллиграмм этой любви не испарился. Она пронизывает все вокруг, как свет какой-нибудь звезды из другой галактики. Погасла, но светит…

Когда папа говорил с кем-то из нас, он называл нас «дружочек», «родненькая»… Еще он любил толкнуть меня локтем и сказать: «Халтурина-а! Улыбнись!»

Улыбаюсь, папа. Просто обидно немного, что нельзя позвонить тебе и рассказать об всем, что тут случилось. Рассказать, сколько внуков и правнуков теперь у тебя…

Эту книжку мы издаем для них – твоих внуков и правнуков. Чтобы они тоже услышали твой голос.

Мая Халтурина

Москва,

2021 год

Часть первая. Детство в эпоху войн

Мой брат Лева

Он старше меня на шесть с половиной лет. В детстве это просто разные поколения. Не часто бывает, чтобы старший брат считал младшего за человека и общался с ним.

Мой папа недаром звал Леву «дядюшка». Лева был прирожденным воспитателем, учителем и наставником. Сколько я себя помню, Лева заботился обо мне, воспитывал меня