Друзья

Девочки и мальчики, в одинаковой чёрно-синей школьной форме, курили за гаражами. Времени у них было более, чем достаточно – шла большая перемена, длившаяся целых пятнадцать минут, поэтому они никуда не торопились.

Первые два урока были посвящены изучению родного языка – учительница выписывала на доске слова, а дети хором их прочитывали и записывали в тонкие тетради печатными буквами, ведь прописью писать не умел никто, даже преподаватели.

Да и зачем, в самом деле, писать прописью? Сплошное бумагомарание, а бумагу, между прочим, нужно беречь – лесов то почти не осталось, а из тряпок и мусора много бумаги не наделаешь, тем более, что эти самые тряпки тоже нужно где-то взять.

Новую бумагу обычно делали из старых книг – всех этих никому не нужных и даже запрещённых писателей-мечтателей, размышлявших о высоких чувствах и всяких глупостях вроде свободы слова, личности и прочей вседозволенности.

Вседозволенность непозволительна – она разрушает нравственные устои общества, вносит беспорядок в умы граждан и вообще является вредной идеей, придуманной врагами для разрушения государства.

Каждый раз, когда учитель патриотизма упоминал врагов государства, его покрытое чёрной шерстью лицо передёргивало от отвращения и праведной ненависти. Он вздымал вверх свои тоненькие лапки и резко рассекал воздух, словно бил невидимого противника.

Раньше учитель патриотизма, которого звали Кротослеп, служил в органах защиты и обороны, участвовал в операциях по выявлению скрытых врагов, подавлял выступления рабочих на заводе по переработке мусора, а выйдя на пенсию, подался в учителя и вот уже десять лет обучал детей, передавая им свой бесценный опыт.

С этим заводом, кстати, вообще удивительная история вышла: рабочие с какого-то перепугу решили, что переработка мусора, который собирался за периметром, вредно сказывается на их здоровье и устроили забастовку. Нет, они действительно умирали подозрительно часто, но это никак не было связано с мусором, тем более, что специально созданная комиссия, обследовав и мусор, и сам завод, пришла к выводу, что производство абсолютно безопасно, а мрут рабочие от того, что пьют самодельный самогон и не соблюдают личную гигиену.

Подстрекателей быстро нашли и отправили на перевоспитание.

Мальчик по имени Красноклык выкинул окурок, достал из серого рюкзака тетрадку и раскрыл её.

– Единство, честь, достоинство, память, единство, честь, достоинство, память.

– Боишься забыть? – спросила Острозубка, симпатичная мышка с острыми передними зубами.

– Разве это можно забыть? – спросил Красноклык.

– Да, – согласился Чешуйка, худенькая ящерица с глазами, смотрящими в разные стороны, – каждую неделю одно и то же.

Красноклык кивнул.

– Мне они скоро уже сниться начнут, а книгу с изречениями…

Он понизил голос до шёпота и продолжил:

– А книгу с изречениями Плешекрыса я вообще скоро наизусть выучу.

Острозубка улыбнулась.

– В первом классе мальчик есть, Славосветом зовут, так он эту книжку наизусть ещё до школы выучил. Его все учителя в пример ставят, а оценки он просто так получает. У него что-нибудь спросят, а он в ответ цитату из книги! Отличник…

– А так разве можно? – спросил Чешуйка.

– Сам подумай – вот спросит тебя учитель, кто автор таблицы умножения, которую мы пять лет изучаем, а ты ему и ответишь: Все великие открытия мира были сделаны нашим народом, его волей и целеустремлённостью.

– А ведь подходит, – хихикнул Красноклык.

– Ага, – согласилась Ушка, девочка-переросток, отличница по физической подготовке, предпочитавшая молчать, если её ни о чём не спрашивают, – там на любой случай можно ответ найти, если захотеть.

– А если не получится найти? – спросила Острозубка.

– А если не получится – говори что угодно и добавь, что это было им сказано в такой-то и такой-то речи на каком-нибудь выступлении, – ответил Красноклык и облизал нос красным языком, – думаешь, кто-нибудь будет проверять?

Раздался вой сирены.

– Пошли, – сказала Острозубка, – а то опоздаем.

Вой всегда раздавался за три с половиной минуты до начала урока, чтобы все ученики успели дойти до класса, разложит тетрадки, ручку и учебник и