Моя

Елена Ленская

Зверь сумел выползти из заточения, и возводимая с таким трудом Башня Покоя рухнула, рассыпалась мелким песком разочарования в собственном бессилии. Слишком много боли скопилось, боль напитала злобу, и эта каша давила на нутро, разрывая выстроенные немыслимым трудом преграды. Зверь просился наружу, маня острым адреналином, а Он уже даже не плакал от бессилия, вел машину на автомате и тихо шептал одно только слово: «нет!». Но Зверь, как и прежде, воспользовался надежным приемом – вытащил из глубин подсознания детские воспоминания испуганного мальчика: «Ты, маленькая поганая дрянь! Сучий ублюдок, жри эту гребаную кашу, свинья!» Людочка всегда давала ему звонкие, обжигающие болью подзатыльники. И даже сейчас он услышал, как звенит ее ладонь и непроизвольно вжал голову в плечи. Сука. Кукла. Сейчас хотелось любую – тонкую, жирную, лишь бы похожую на Людочку.

Содержит нецензурную брань.

Елена Ленская

Моя

Начало

Она вошла такая легкая, манящая, пахнущая свежестью, словно только что из душа, с запахом обычного мыла для рук. Так, как он любил, чтобы пахли женщины. Без единого намека на парфюм и косметику. Вошла несмело, тихо постучавшись в дверь. Остановилась возле его стола, замерев, словно боясь отвлечь от дел. Такая послушная…

По своему обыкновению он сначала бросил взгляд на тело – легкое платье, светлое, скромной бежевой расцветки, до колена, едва обрисовывало округлые бедра. Он поднял взгляд выше. И в скромном вырезе отметил упругую грудь в простом, без пуш-апа бюстгальтере, из которого призывно торчали округлые соски. Слишком тонкая ткань платья. Слишком жарко на улице. Видно даже соски – но так, если очень хорошо приглядеться. А он это умел – приглядываться и отмечать детали. Деталь показалась ему слегка надуманной, специально выставленной напоказ, но стоило взгляду подняться выше, как он увидел ее глаза – круглые, темные, со взглядом преданной собаки…

В памяти всколыхнулись воспоминания, заставив сердце биться учащенно, даже больно. Любимый Рекс, подобранный на улице пес, всегда смотрел на него именно так – преданно.

Нет, она не предана ему, эта девушка его совсем не знает, просто у нее такие глаза…

Нашел…

Обзор посетительницы занял пару секунд, но он уже составил свое мнение и почуял призыв. Не упустить. Только не ее!

– Что вы хотели? – голос прозвучал без эмоций профессионально, хотя внутри все клокотало от радости.

– Простите, – он не смог снова заняться документами, на тонкий, почти детский голос невольно поднял взгляд. – Я принесла заявление…

– Слушаю, – бросил он сухо. Тихо, почти воровато выпустив из ноздрей горячую струю воздуха.

– Это от жильцов.

Рука с тонким запястьем мелькнула у его стола, положив где-то с краю исписанный синим листок.

– Девушка, – он решился отложить ручку, так помогающую ему сосредоточиться, – о каком заявлении идет речь?

– Понимаете, – начала она, мило краснея, – это жалоба на соседа нашего дома…

– Понятно, – твердо ответил он, взял бумагу, сделал вид, что читает, а сам пытался все это время уловить ее запах, когда включенный вентилятор, поворачиваясь, доносил до него сводящий с ума аромат. – Давайте проясним.

– Давайте, – несмело отозвалась она.

…давайте…

Это простое слово решило все. Тело взбунтовалось, отозвалось набухшим членом и вспотевшими враз ладонями. План созрел мгновенно. Упускать ее нельзя. Она нужна немедленно. Прямо сейчас…

– Вот здесь, – он встал, потряс заявлением, выходя из-за стола, привлекая ее внимание, уводя взгляд от набухшей ширинки, – вы пишите, что жилец громко включает музыку по ночам.

– Да, – она, не обращая внимания на бумагу, смотрела «этим» взглядом, словно соприкасаясь со всем его телом. – И заливает. Постоянно. Кричит, ругается на всех.

Вздохнула, хлопнула густыми, неприлично длинными ресницами, и ему показалось, что он почувствовал ветерок от этого завораживающего взмаха.

– Девушка, – он подошел ближе, шмыгнул носом, изображая насморк, а сам на мгновение замер, наслаждаясь ее запахом, – я вас понял. Слегка склонил голову, чтобы лучшее рассмотреть ее, и только теперь заметил тонкие серебряные пряди в волосах, скруч