Мама.

Мамочка…

Весна. Кубанская станица. Улица на окраине. Дорога – гравийка с разлетающимися из-под колёс проезжающих машин камнями с облаками пыли. Второй двор от угла. Металлический забор цвета бирюзы (мама выбирала).

Ставлю машину в тень деревьев. Захожу во двор. Такой родной, такой знакомый… Легонько скрипнула калитка (пора петли смазать, надо сыну сказать). Весна раскрасила всё вокруг своими солнечными красками: жёлто-красные тюльпаны, рядом бело-жёлтые нарциссы, вот-вот зацветёт белая сирень, чуть дальше – фиолетовая… Ярко-зелёная молодая трава, цветёт раскидистая вишня, собирая вокруг себя, наверное, сотни пчёл, калина распускает первые листочки…

Отмыкаю дверь, захожу в дом. Здесь давно уже ничего не меняется: все те же занавесочки на маленькой уютной кухонке, половичок у входа, бессменный электрический чайник, всегда готовый быстро закипеть и напоить хозяйку и гостей вкусным ароматным чаем. На столе белая клеёнка, пара кружек и заварник. У печки вёдра, полные чистой воды (на всякий случай). Открываю задвинутые плотно занавески, распахиваю окна настежь… Свежий воздух сквозняком врывается в комнаты. Становится светло, свежо и …так тихо…

Диван застелен любимым маминым пледом с «тигром». На нём пара подушек, чуть примятых, как-будто вот только что на них кто-то лежал… В углу на старенькой швейной машинке, приспособленной под тумбочку, мамины иконы и небольшой подсвечник в виде белого ангела. На подсвечнике несколько капель жёлто-коричневого воска. Рядом коробочка со свечами. Беру одну, ставлю на подсвечник, зажигаю… Свеча начинает медленно таять, плача восковыми слезинками…

– Здравствуй, мама… Прости, что так редко бываю у тебя…

Слёзы накатывают сами по себе и нет больше сил их сдерживать… Хорошо, что приехала одна: никто не увидит… никто не услышит… Можно не думать о самоконтроле… Опускаюсь и сажусь на пол, реву в голос… Теперь можно…

Через месяц уже годовщина… Год, как мамы не стало… А у меня по вечерам так и тянется рука к телефону: надо маме позвонить… Многолетняя привычка… и я так и не смогла убрать, раздать твои вещи (говорят, так положено, раздавать), даже в стиральной машине остались вещи, которые ты туда заложила… Даже вода в вёдрах тобой поставлена… В кресле – платочек твой, на столе- очки…

Не могу ходить на кладбище. Тебя там нет. Для меня ты осталась здесь, в своём доме. Ты же у меня такая непоседа! Всё время чем-то занята: то готовит, ждёт гостей, то уборка- стирка, то огородом занимается… Всю жизнь трудилась, отдохнуть- посидеть не заставишь. Уже за 80 было, а ты по пеклу малинку собирала и младшим сёстрам развозила гостинчики… И в детстве досталось: в большой семье нелегко быть старшей!

Мамочка, я все твои рассказы помню. Как ты маленькую сестрёнку из хаты в убежище успела забрать, а в то место, где она была, потом снаряд попал. Как в соседнем дворе семью бомба в куски раскидала, а голову мальчика нашли насаженной на кол в огороде… Как немец брата застрелить хотел… Как макуху ели… Как людей сгоняли к горе и расстреливали десятками… Сколько было горя и слёз! А как после Победу праздновали!

Всю жизнь ты, родная, заботилась обо всех. Семья, работа, дети, муж… Помню, как отец из семьи ушёл, а потом вернулся через 17 лет! А ты ждала… Только вернулся он чужим, злым… а ты пожалела, приняла. Когда болел ты ему помогала и когда он умер, похоронила его достойно… И сына тебе пришлось хоронить, и внука, и невестку… Сколько же сил у тебя было, мама?! Помню твои ручки маленькие с больными суставами, личико в мелких морщинках – самое красивое, самое доброе на свете… Помню твои голос и твоё вечное «давайте чайку попьём»… Помню «доча, плохо мне… вы приедете?»

Помню тревожный звонок врача и как твой внук гнал машину в больницу… Помню как ты рукой мне пыталась показать, что не можешь говорить…, как нас выгнали из палаты ждать… Помню звенящую тишину коридора…, как за дверью «реанимации» скрылась твоя каталка…

Как я хотела подойти к тебе ещё там, в коридоре… подержать за руку, сказать «не бойся, мы здесь, мы с тобой… твои дочери и внуки»… Душой рвалась, но умом понимала, нельзя мешать врачам… именно сейчас, с