Пустой город

Ирина Евгеньевна Михайлова

Действие происходит в промышленном городе, далеком от Москвы. Жизнь там крутится вокруг завода, где работает треть города. Яра, студентка московского института, на время карантина возвращается в свой родной город к отцу, с которым ее много лет ничего не связывает и который не ждет ее домой. Яра видит отца, который, оставшись временно без работы, уходит в затяжной запой. У Яры есть выбор – уехать обратно в Москву или остаться в городе. Она остается. И теперь должна понять, кем для нее является отец, нужны ли они все еще друг другу и решить, как ей самой жить дальше.

Ирина Михайлова

Пустой город

1

Подъезжая к вокзалу, поезд замедляет ход. Как будто раздумывает – остановиться или проехать мимо – и дает пассажирам возможность подумать о том же. Возникает ощущение, что все происходит во сне – из тумана и сырости появляется знакомый забор, изъеденный граффити, словно болезнью, что оставляет глубокие шрамы. Каждый год ядовито-желтые оспины закрашивают однообразной зеленой краской, но через несколько дней граффити появляется снова, точно проявляется сквозь. Почему-то этот забор вдоль железной дороги притягивал, здесь хотелось оставить свой след, свое имя, словно это означало, что будешь жить вечно, останешься в городе навсегда, никогда и никуда не уедешь. Где-то там под нанесенной в несколько слоев зеленой краской мое короткое имя – Яра. Не Ярослава. А Яра. Или Ярка. Ярочка.

Появляется будка станционного смотрителя, сам смотритель в оранжевой форме с круглым знаком в руках и наконец перрон, серый, как и весь город.

Останавливается поезд нехотя, словно устал после долгой дороги. Я стою последней в длинной очереди из тех, кто только что со мной ехал. Поезд полон, я смогла купить только боковую верхнюю, да и то взяла последний билет. Люди спешно бросают Москву, поддаваясь всеобщей панике, возвращаются в свои городки, чтобы переждать сложное время. Я беру спортивную сумку, в которой почти нет вещей, и выхожу за всеми.

– Город? Центр? Заречье? – после тишины поезда на меня обрушивается мир звуков.

Таксистов больше, чем приехавших. Те, кто в свой отсыпной или отпуск бомбит. Это слово я впервые услышала от отца.

Сам отец тоже часто бомбил. Садился в свою «Мазду» – старше меня – и ездил по городу. Иногда я каталась с ним. Тогда он не подвозил никого, а просто показывал места, которые хорошо знал. Березовую рощу у реки, где раньше стояли цыганские бараки и паслись коровы, а недавно построили церковь Афанасия и Феодосия. Металлургический комбинат, с которого начался город. Октябрьский вантовый мост, раскинувший, словно лучики, металлические опоры, соединяющий два непохожих друг на друга района – Индустриальный и зеленый Зашекснинский. На нашем металлургическом комбинате изготовили ограждения для парапета, на котором можно разглядеть тонкое витиеватое вологодское кружево. Интересно, кому в голову пришла мысль разукрашивать тяжелый сталежелезобетонный мост кружевными узорами, тем более, что рассмотреть их практически невозможно – движение плотное, задерживаться на мосту не хочется? Но, наверное, тяга к воздушному – это основная черта города, уставшего от железа.

Я в свою очередь показывала отцу, где бывала. Кафе в Центре, где подадут любой кофе, какой только захочешь – и модный «Латте», где молока больше, чем кофе, и «Капучино» с белой пенкой, на которой можно выложить сердечко или капельку, и «Глясе» с мороженым, и суровый «Американо», и приторный «Венский», и обычный какао, который никто, кроме меня, не заказывал, потому что всем нравились иностранные названия больше, чем сам кофе. Полуподвальный литературный клуб, о котором знают только избранные, потому что вывески нет. Там не найдешь модного дорогого кофе, зато всегда есть крепкий чай в пакетиках, которые можно заваривать несколько раз. Мы пили этот чай весь вечер, пока на крохотной сцене кто-то играл на гитаре или читал стихи.

Удивительно, как в моём городе появился подобный клуб, как кто-то нашёл для него помещение и как люди узнавали о вечерах. Но он всегда был полон, и места бронировали заранее. Именно там я читала свой первый ра