Заслон

Анатолий Мусатов

Журналист областной газеты Павел Дмитриевич Евсеев в поезде слышит рассказ попутчицы о невероятном случае, произошедшем во время войны. Партизанская операция по захвату важнейших документов обернулась трагедией для поселка. Его спас от уничтожения один из жителей, отдав за это жизни своих сыновей. Евсеев едет в это селение. От старика он узнает все подробности тех дней и почему тот остался в живых… Противостояние эсэсовца и простого деревенского жителя закончилось победой воли и духа русского человека. Но какой ценой досталась эта победа Мефодию? В жизни случаются моменты, когда выбор не оставляет времени на размышления. Только веление сердца, его импульс, заставляют человека подняться до высот богоизбранности духа. Отец, отдавший на заклание своих сыновей, в момент их гибели в тот же миг умер вместе с ними. И не имеет значения, что жизнь его тела продлилась еще много лет. Душа этого человека в оставшейся жизни была обречена на адские муки.

Содержит нецензурную брань.

Анатолий Мусатов

Заслон

Глава 1

Возвышенность, по которой пылила старенькая полуторка, была безлесна, шириной километра три. Одна сторона, ближе к которой пролегала дорога, упиралась крутым косогором в вековой ельник. Другая, отлого спускаясь, скрывалась в таком же густом древостое.

На протяжении часов двух езды эта возвышенность, словно огромная спина, пролегала между угрюмой чащи. Подъезжая к поселку, Евсеев увидел, как леса раздвинулись, отошли к горизонту, а сам поселок расположился на живописном, отлогом склоне, после которого начинались луга, кое-где проблескивающие водой…

Попутчики, трое неразговорчивых мужиков, не проявили особого интереса к Евсееву. Только один, помоложе, спросил, по какой он надобности в поселок. Евсеев пояснил. Некоторое время мужики молчали. Затем разговорчивый сказал: «А че ж, не показать, покажем. Мимо поедем…». На этом общение закончилось. Иногда мужики бросали короткие взгляды, словно оценивая, что за фрукт, этот парень. У околицы мужик, сидевший рядом кабиной, стукнул по ней. Полуторка затормозила. Махнув рукой, мужик указал: «Туда иди, по тропке. Не промахнешься».

Изба стояла на отшибе. Низенькая, покосившаяся, осевшая в землю, она походила на огромный гриб. Из крыши кое-где торчали клочья побуревшей соломы, да и весь её вид напоминал старую, заброшенную баню. По роду деятельности Евсееву приходилось бывать в разных местах и видеть всякое, но сейчас он был удивлен. «Как же здесь можно жить – ни колодца, ни хозяйства хоть какого-нибудь».

Отворив плохо сбитую, висевшую на трех кусках от автомобильной шины дощатую дверь, Евсеев вошел. Сеней в избе не было. Низкая, с черными стенами и потолком, большая клеть едва освещалась маленьким оконцем. В дальнем углу угадывалось какое-то подобие очага. Ближе к оконцу виднелся топчан с наваленным на него тряпьём. Вниз вели две земляные ступени. Пол был также земляной и в избе стоял тяжелый, густой запах. Так пахнет в глубоких подвалах и погребах. Евсеев второй раз за это время подумал, что, должно быть, здесь никто не живет. Его размышления прервал тихий, похожий на стон, возглас: «Пи-и-ть…».

Евсеев успел заметить, откуда шёл голос. Под грудой тряпья, наваленного на топчане, он разглядел бледное, изможденное лицо, впалые щеки и седую, реденькую бородёнку старика. Неожиданно, Евсеев даже вздрогнул, полог, прикрывающий одну из стенок клети, отодвинулся. Оттуда показалась маленькая детская ручонка, держащая помятую армейскую флягу. Из-за полога вышла девочка, лет десяти. Она несмело, но с огромным любопытством рассматривала Евсеева. Застеснявшись, девочка опустила голову и бочком обойдя его, спряталась за топчан.

– Здравствуйте, – сказал Евсеев, – здесь живёт Мефодий Кириллович?

На его вопрос девочка утвердительно мотнула головой. Сам дед, кряхтя, приподняв голову, недружелюбно смотрел на вошедшего. Евсеев шагнул к топчану.

– Простите за беспокойство, я к вам.

– Чтой-то к вам, – сердито прохрипел Мефодий. – Ни в какие больницы я не поеду. Зря только ходите!

– Нет, нет, не беспокойтесь, я к вам по другому делу. Я не из больницы, я корреспондент из газ