Мастер боли
Елизавета Соболянская
Ей сказали, что Мастер выбирает только раз. И если она не выдержит, попросит прекратить или испугается и развернется у двери – больше она не войдет его обитель никогда. А вот если выдержит – получит нечто, что навсегда переменит ее судьбу. Аррита Фицхьюз согласилась. В назначенный час она пришла в добротный дом с густым запущенным садом. Прошла от калитки до ступенек в подвал, дрожа под плащом. И… получила все, что хотела и даже больше!
Елизавета Соболянская
Мастер боли
Ей сказали, что Мастер выбирает только раз. И если она не выдержит, попросит прекратить или испугается и развернется у двери – больше она не войдет его обитель никогда. А вот если выдержит – получит нечто, что навсегда переменит ее судьбу. Агата согласилась. В назначенный час девушка в потертом черном плаще пришла в добротный дом с густым запущенным садом. Прошла от калитки до ступенек в подвал, дрожа под плащом.
В голове бились строчки из письма, которое растворилось, как только она прочитала его в третий раз. «Войти в первую комнату, оставить всю одежду. Волосы собрать наверх без применения железа». С этим были трудности – как же убрать волосы без шпилек? Но сообразительная Белла принесла гладкие деревянные палочки, похожими закалывали волосы актрисы Тайского театра. Еще шнурок – чтобы туго стянуть всю копну блестящих от полоскания в щелоке каштановых волос.
Нагота… пугала. Обхватив себя за плечи, Агата открыла следующую дверь. Здесь было очень тепло, почти жарко. В камине гудел огонь, а рядом с ним стояло очень странное кресло. Довольно низкое, широкое, с отверстием в сидении.
– Пришла? – хриплый голос донесся из полумрака. – Если не передумала, садись.
Сердце забилось в горле. Сделав несколько шагов по удивительно гладкому и теплому полу, девушка подошла ближе и села так, как ее учили дома – на краешек стула, выпрямив спину.
– Не так. Сядь до конца. Руки на подставки. Я еще могу передумать.
Дрожа так, словно вокруг бушевала метель Агата села развела руки, открывая грудь, и замерла. Из полумрака выступила темная фигура в просторном балахоне с капюшоном. Из широкого рукава выскользнула крепкая мужская рука с длинными пальцами и ухватила девушку за подбородок:
– Сама пришла?
– Сама!
– Думаешь это изменит что-то в твоей судьбе?
– Уверена! – последнее слово Арри выдохнула, стараясь не зажмурится до слез. Ей это нужно! И точка.
– Если вытерпишь до конца хотя бы одну руку, все получится, – неожиданно мягко сказал голос.
– А если две? – дрожащим голосом осведомилась девушка.
– Тогда ты сюда еще вернешься! – немного удивленно хмыкнул мастер боли и напомнил: – ты можешь передумать прямо сейчас. Последний рубеж.
– Нет!
В ответ мужчина молча затянул ремень, который прикрепил Агату к спинке странного кресла. Дальше все было так же спокойно и деловито – на плечи надели деревянные щитки, фиксирующие руки в определенном положении и заодно перекрывшие девушке обзор. Потом затянулись ремни чуть выше локтя, на запястье, на лодыжках и над коленями. Ей очень хотелось узнать – для чего нужна такая фиксация, но еще одним условием было молчание. Точнее, говорить можно было только отвечая на вопросы мастера боли, или с его разрешения.
Закончив, мужчина провел пальцем по коже между плечом и локтем, как резчик по камню, с которым придется работать. Потом загремел металл – мастер перебирал и готовил инструменты. Что-то зашипело, пахнуло травами, по левому плечу прошлась мокрая тряпка и кожу слегка защипало. Спирт? Какой-то настой? Агата не знала. Ей вдруг стало все равно. Если ничего не изменится, уже завтра она будет готова умереть. Отец разорен. Мать умирает от нервной горячки. Пятеро младших испуганными птичками сидят в ледяной гостиной, ожидая вестей или хотя бы горячего супа. Их дом пока полон картин, ковров и драгоценной мебели, пока. Завтра аукцион. Потом выплата долгов, изгнание из дома с теми немногими личными вещами, которые позволят забрать заимодавцы. Лучше смерть! Здесь хотя бы тепло…
Первое прикосновение острого металла она восприняла даже с какой-то страстью. С желанием умереть? Укол, укол, движение… Запах кр