Сибирский папа

Наталия Михайловна Терентьева

Золотые небеса

Что такое любовь – не знает никто. То огромное, горячее, мучительное и прекрасное, что наполняет твою душу, – это что? То, что заставляет лететь друг к другу через континенты, то, что дает силы, то, без чего мир пуст и холоден? Это самая большая тайна нашего мира, и пусть она навсегда останется неразгаданной. Мы будем долго идти до ответа, почти доходить и… останавливаться перед последней дверью. Эта тайна и есть то, ради чего мы живем. А дверь просто нарисована на стене, чтобы самые неспокойные пытались ее открыть.

Наталия Терентьева

Сибирский папа

© Н. Терентьева, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

* * *

Мы не летаем, мы поднимаемся только на те башни, которые можем построить.

    Осип Мандельштам

– Не понимаю, Маня, зачем ты едешь к этому человеку. – Папа смотрел на меня грустно. Однозначно грустно – без тени других эмоций.

– Папа! Ну… – Я отвернулась. Зачем он так на меня смотрит! Взрослый человек, а как будто на самом деле не понимает очевидных вещей.

– Маняша… – Папа провел рукой по моим волосам. – Как у тебя с ухажерами? Отстали?

– Ты хочешь всех разогнать?

– А! – Папа махнул рукой. – Даже если бы и хотел, что, отстанут? И Кащей отстанет, и этот, Гена-баритона?

– Папа… – Я засмеялась. – Ну почему «Гена-баритона»?

– Потому что у каждого баритона, особенно не заладившегося с детства, есть такой ген, который они называют «эго баритона», а заладившиеся, кстати, сидят в консерватории и развивают этот свой особый ген.

– А почему ты его в женском роде зовешь?

– Потому что в мужском роде так не выглядят! И ты меня не отвлекай! Так зачем тебе ехать к этому человеку?

Надо было слышать, как сакраментально папа произнес – «к этому человеку»! Какой там «Кащей» и «Гена-баритона» – мои ухажеры, которых папа ненавидит! Я прихожу с учебы и всё рассказываю, потому что это не так уж серьезно и смешно. Но чем больше я смеюсь и рассказываю, тем больше волнуется папа.

– Нет, скажи, почему ты Гену зовешь в женском роде? Он нормальный мальчик, даже не слишком женственный, усы растут, ноги огромные, – постаралась я вернуть папу к обычной его теме.

А тема такая: мне рано с кем-то встречаться, ведь мне еще нет двадцати семи лет. Вот в двадцать семь я буду абсолютно взрослой девушкой, готовой к серьезным отношениям, которая выйдет на улицу, тут же встретит очень хорошего человека и папа сыграет мне свадьбу. Он так и говорит: «Вот тогда я и свадьбу тебе сыграю!»

Папа нахмурился, вместо того чтобы засмеяться, но все-таки стал объяснять. Про Гену он поговорить любит, Гена – постоянный источник его тревог и насмешек, потому что сам Гена постоянно присутствует в моей жизни в виде сообщений, которые он пишет мне с утра до вечера, «занимает виртуальное пространство», как выражается, опять же, мой папа, человек грамотный и остроумный.

– А ты считаешь, Маняша, это нормальный мужчина или юноша, у которого раз в неделю случаются припадки и истерики?

– У некоторых женщин за всю жизнь не было ни одной истерики, у твоей жены, например. Поэтому по гендерному признаку истерики не классифицируются. Полно мужчин-истериков.

– Я не знаю, – искренне вздохнул папа, как в принципе он всё делает: совершенно искренне и с добром, – как среагирует твоя мама, когда узнает истинную цель твоей поездки в Сибирь.

– Истинная – международная студенческая конференция экологов.

– Да-да! – хмыкнул папа. – А я тогда – академик Сахаров, и делаю новую модель атомной бомбы, а не кодовый замок для бронированной двери, которая открывается только на определенное слово, произнесенное только определенным голосом.

– Ты так и не сказал маме, что я потом поеду к …? – Я запнулась и замолчала.

Да, ситуация. Не я ее придумала, я как бы вообще ни в чем не виновата. И что? Я на самом деле могла бы не ехать. Но я поеду. И папу уговорю, и маму уговорю, если придется ей рассказать о моем неожиданном плане. Наверное, я давно об этом думала, подспудно, не выпуская эту мысль наружу. Она носилась у меня – в виде смутных образов – вот, села я в самолет, полетела далеко-далеко, на другую сторону нашей необъятной Р