Меланхолия Самарии Родердейл
Андрей Сергеевич Терехов
Королева без народа, супруга и еды – все потерялось за завесой бесконечного дождя. И только сын пишет письма из загадочного города Арканвича.
Андрей Терехов
Меланхолия Самарии Родердейл
– Помню, мне тогда исполнилось девять: хлестало, как сегодня; а ты пела, – голосом, холодным и бесцветным, каким она обычно и говорила, промолвила Самария.
Поскрипывало витражное окно, капли стучали по стеклу, по водостокам. Королева сидела во главе сколь бесконечного, столь и пустого стола на тридцать человек: головой оперлась на согнутую в локте левую руку, правой – очень медленно отводила назад золотую ложечку и била по яйцу.
ЦОК.
ЦОК.
Кроме Самарии и Лиз в обеденной зале никого не было. Камин с жиденьким пламенем совсем не спасал от сквозняков, и руки Самарии замерзали, деревенели и двигались все медленнее, все слабее с каждым разом.
ЦОК.
…
ЦОК.
…
– Да, ваше величество, – склонила голову Лиз.
Сухонькая старушка, долговязая, с добродушным лицом, какой она всегда и была. Самария знала ее с пеленок, но сейчас с удовольствием поменяла бы на кого угодного другого – лишь бы этот новый человек мог перечить.
Какое-никакое развлечение.
– Лиз, я уже видеть не могу эти яйца, – не то вздохнула, не то зевнула Самария, и королевская рука с ложечкой обессилено упала на вышитую золотом скатерть.
– Ваше величество, простите, у нас ничего больше нет. Пара курочек, петушок и три мешка пшена. Нужно идти в деревню за едой, но…
– Дорогу размыло, – сухо закончила за кормилицу Самария. Порыв ветра толкнул створку окна, и та со стуком распахнулась. На пол брызнули потоки воды.
– Двенадцать недель дождей. Такое бывает? Нет, не закрывай, – остановила движение Лиз Самария. Королева поднялась и, кутаясь в горностаевую накидку, подошла к окну. Внизу давно и бесповоротно захлёбывались водой холмы и тропинка. – Сквозняк – это единственное, что отличает мой замок от склепа.
– Да, ваше величество.
– Лиз. Почему меня никто не навещает? Когда я увижу моих подданных, послов других государств… Кого-нибудь?
– Ваше величество, вы могли бы…
– Не хочу я никуда ехать! – резко оборвала Самария и вернулась к столу. – Вообще ничего не хочу. Лучше буду королевой без подданных, – она снова взяла ложку и стукнула по яйцу, – без еды, – еще один удар, наконец, разбил с хрустом скорлупу, – без короля.
– Ваше величество, я говорила о вашем сыне…
Лиз помедлила и протянула конверт – пастельно-зелёное пятно на фоне золотисто-белой скатерти. Самария едва не подскочила от радости.
– Его почтовый голубь?! Лиз?! – она вскрыла письмо и достала листок шлифованной бумаги. Понюхала. – Не разберу, чем пахнет. Как думаешь, он пользуется парфюмом?
– Его королевское высочество принц Уилбур всегда умел преподнести себя.
– Да. Да, он точно душится чем-то. Уже такой взрослый… – Самария слегка улыбнулась – как улыбается только мать, что видит возмужавшего ребенка, – и вчиталась в аккуратные буквы.
«Дражайшая и любимая матушка, спешу сообщить, что осел ныне в городке Арканвич, что близ Долины Молчания. Здесь из одного окна видны горные кряжи и озеро, а из другого – хвойный лес. Когда облачно, тучки спускаются совсем низко и, если подняться по склону, можно ходить сквозь них, как среди густой травы.
Я снимаю комнату в пансионе «Маленькая баронесса» – из четырнадцати номеров у меня четырнадцатый, самый дальний и высокорасположенный. На моем этаже жильцов нет, но вообще, говорят, здесь обитают еще восемь человек (их я ни разу не видел). Хозяева – очень милые и добрые люди, они всячески помогают мне освоиться.
Вы помните, я говорил, что последнее время увлекся зданиями, у которых есть своя, уходящая корнями вглубь веков история? Видели бы вы местную тюрьму!
Нет, не беспокойтесь, матушка, это здание теперь – обитель исторического общества Арканвича. В камерах висят картины, стены обклеены обоями – если бы не решетки, никто и не подумает, что находится в бывшей тюрьме.
Сейчас я изучаю городские архивы – переписи населения, газетные листки, картографические съемки, планы застройки. Хочу понять, кто тут бывал, кто работал, кто