Голос музы

– Малой, – подозвал отец, приоткрыв дверь спальни. – Ты тут? Дин?

Мест для пряток было немного. Под кровать, но в последнее время туда перестала пролезать голова. Шкаф, в который запрещено было забираться из-за того, что деревянное дно в нем могло надломиться, да сундук с игрушками. Однажды Дин приютился на полке с учебниками, но вскоре уяснил, что жирная жопа – это важный элемент в планировании секретных операций. Если его не учитывать, то велика вероятность провала и как следствие, падения горбом на спинку кровати.

Отец подкрадывался к сундуку. Высокий ворс ковра заглушал его шаги, а ветер из открытого окна уносил шум от случайно задетой игрушки. Покрытые мелкими ссадинами пальцы взялись за края крышки. Один, два, три!

– Буга-буга-буга-буга! – отец защекотал прячущегося малого. Тот брыкался и пищал от смеха, пытался отбиваться плюшевой обезьянкой, но родитель был суров. Он не останавливался, пока у ребенка не потекли слезы, а смех приблизился к границе с криком. – Оп! Перебор. Живой?

– Ага, – вытирая глаза рукавом пижамы, ответил Дин. – Па, тепехь ты пхячься!

– С тобой неинтересно играть. Подглядываешь вечно.

– Я охотник! – Дин не выговаривал «Р», поэтому вместо рыка прошипел. – От меня не скхоишься!

– Печенье в ужасе дрожит перед тобой, – отец взял Дина за подмышки вытащил из сундука.

– Печенье? – вокруг жадных до сладкого глазенок сузились веки.

– Забудь. Мама ужин приготовила… – но охотника это не заботило.

– Печенье-печенье-печенье-печенье-печенье-печенье!

– Сначала ужин.

– Печенье!

– Не кричи, – отец взял его за руку и повел за собой. – Или не хочешь сосисок с пюре?

– Не-ет! – Дин захныкал и, упершись пятками в ковер, пытался выдернуть руку.

– Значит печенье скормим Баксу? – спросил отец, приподняв брови. Он легко удерживал малого, мельком оглядывая комнату. «Обои на потолке отклеиваются», – подумал он.

– Бакс дебильный! Мои печенья!

– Нельзя так говорить! – отец нахмурился и наклонился, грозя пальцем. – Бакс – твоя собака. Если сейчас ты не будешь уважать своих питомцев, то не сможешь в будущем уважать своих друзей. Понял меня? – уставший Дин мычал и бил кулачком по держащей его руке. – Договорились, – отец закинул малого на плечо и понес на кухню. – Если не определился, то будешь смотреть, как Бакс ест печения и сосиски, пока не выберешь, – визг усилился стократно.

Отец прижал его ноги к своей груди, чтобы не брыкались, вышел из комнаты и остановился. Девочка стояла на том же месте, где ее попросили остаться минуту назад и глядела теми же простыми глязами.

– Ого. А про тебя-то я и забыл, – от ее пустого спокойствия отец неловко отворачивался, будто перед ним был не ребенок, а святой отец, заметивший грехи в его душе. – За мной, – он развернулся и Дин замолк. Девочка послушно шла следом. – Вот мы и вернулись, – грызущего ноготь малого поставили на ковер. – Знакомься, это… – отец указал на девочку, вспоминая ее имя, – Клара. Клара, это Дин. Поиграйте тут, а мы на кухне посидим. Хорошо, Дин? – тот чуть выдвинул челюсть и удивленно посмотрел на отца. – Принесу вам печенье попозже, – челюсть задвинулась на место. – Выходит, договорились, – он похлопал малого по плечу и перед уходом включил свет.

Дети остались наедине. Часто в таких случаях дальнейшее развитие зависело от характера хозяина. Веселый незамедлительно приступал к игре, тщеславный – хвастался игрушками, жадный хотел присвоить их себе. Ответная реакция гостя так же играла роль. Будет ли он припираться, покорно слушаться или драться из-за деревянного паровозика. Как ни крути, главное здесь – действие. Два ребенка в комнате с игрушками попросту не силах, что-нибудь не сделать.

Дин попал в ситуацию, кою без исключения каждый ученый-экспериментатор назвал бы: «Угу, а дальше что?» Девочка стояла напротив. Ее глаза напоминали те, что изображал малой на уроках рисования: Большие и коричневые (у Дин обычно было только три карандаша на уроке: коричневый, простой и клей), но оторваться от них было невозможно.

Пауза начала затягиваться. Впервые в жизни Дин не знал, что делать. Раньше он начинал плакать или бегать, или прыгать, или что