Котиков обижать не рекомендуется

Наталья Михайловна Дым

Котиков обижать нельзя, а кто думает иначе, тот жестоко за это поплатится! Иногда даже жизнью.

Наталья Дым

Котиков обижать не рекомендуется

– Мальчик мой! Иди к папочке, – он присел на корточки и протянул руку к раскрытому окну, откуда на него сверкали два зелёных глаза. – Расскажи, кто посмел обидеть моего малыша?

***

Сырная луна сыто жмурилась, заглядывая в комнату через высокое панорамное окно, звёзды рассыпались белой блестящей мелочью по тёмной скатерти неба, как жир в дорогой и очень вкусной колбасе. Тёплый ветер надувал парусом лёгкую шёлковую занавеску, шуршал нотными листами на открытом рояле, смахивал пыль и розовые лепестки с широкого подоконника. Сквозь приоткрытую дверь кухни по всей квартире расползался запах ванили и корицы.

– Ауууу, – утробный низкий бас выводил надрывно и тоскливо, – оуууу…

Мартин всхрапнул, с трудом продираясь сквозь душное марево кошмара, и резко сел в кровати, не очень понимая, что происходит.

– Вауууууу, – бас взял неожиданно высокую ноту и резко оборвался, наступила хрупкая, зыбкая тишина.

Мартин замер, баюкая робкую надежду.

– Ууууууу… – бас вибрировал и переливался, вновь заполняя собой всё пространство квартиры.

Мартин застонал и упал обратно на тёплую душную постель.

– Ааааауууууу, – не унимался бас.

Мартин попытался прикрыться подушкой, но тут же получил очень ощутимый тычок в бок острым локтем.

– Иди и угомони эту скотину! Ты мужчина или нет?! – Люси шипела в самое ухо, обдавая щёку резким запахом копчёного сала и лука.

Мартин злобно глянул на супругу, насупился и приготовился дать достойный отпор – в конце концов, кто в доме хозяин?!

– Яяяяяяууууу…

Мартин вздрогнул и поспешно вскочил с кровати. Хозяин в доме был один, и сейчас он требовал внимания и… жрать.

Мартин вышел на кухню, отчаянно зевая и почёсывая впалый волосатый живот. Окинул хмурым взглядом стены и кухонные шкафчики, старательно избегая смотреть в правый дальний угол. Именно там обычно сидело то самое чудовище, требуя своё еженощное жертвоприношение.

И тут же был наказан за свою беспечность: острые зубы вцепились в голую пятку, а по лодыжке полоснули острые кинжалы когтей. Мартин завизжал и подпрыгнул…

– Ссскотина! – Мартин почти плакал. Прошла всего неделя их жизни в замке, а его терпение было уже на исходе. – Скотина! Чтоб ты сдох, мерзость ты шерстяная!

***

Джон слыл эксцентричным и до безобразия нелюдимым человеком. При этом он был богат как Крёз и обременён огромным количеством дальних и очень бедных родственников.

Многочисленная родня напрасно слала открытки к Рождеству и именинам Джона, лелея надежды хоть на какую-то помощь в их трудной и несправедливой жизни. Джон за всю свою жизнь не помог ни одному из них. Более того, никто из них даже ни разу не был в особняке дядюшки Сквалыги, как называли Джона его многочисленные внучатые племянники и племянницы.

Сколько лет было Сквалыге, никто не знал. Он был всегда. О нём помнило не одно поколение бедных родственников. Поговаривали, что он то ли что-то кому-то продал, то ли что-то у кого-то купил… Но как бы там ни было, все привыкли, что Джон-Сквалыга был, есть и будет. Долго. Возможно, вечно. И тем больше было их удивление, когда всем без исключения родственникам, а было их ни много ни мало, а целых три дюжины или даже чуть больше, пришло уведомление от нотариальной конторы «Смитт, Сидоркин и партнёры» о слушании завещания дорогого дядюшки. Ни дна ему, ни покрышки.

Дорогу до особняка оплачивала та же контора, поэтому в урочный час прибыли все приглашённые, с чадами и домочадцами. Большой загородный особняк Джона из мрачного замка превратился в некое подобие караван-сарая – столько людей под своими сводами он не принимал, пожалуй, со дня постройки. Хотя этого точно никто не мог знать. По тёмным коридорам со смехом бегало самое младшее поколение многочисленной родни Джона. В заросшем зимнем саду расположились родственники постарше, а возле старого чадящего камина – те, кто прошагал уже больше половины человеческого века.

Гости были болезненно взбудоражены и строили самые разнообразны