Пролог
Близилось к полудню. Свежий июньский день сиял зелеными молодыми листочками на березах. Сквозь них проходили лучи утреннего солнца.
Перед школой на плацу толпились дети с разноцветными воздушными шарами, крыльцо выполняло роль сцены. Это заканчивалась праздничная линейка для будущих пятиклассников. Надо отдать должное новой вожатой, судя по глазам публики праздник получился интересным.
Вдруг десятки гелевых шариков взмыли в воздух. По задумке это должно было символизировать разлетающийся одуванчик. Ученики, словно семена, оторвались, улетели из начальной школы в среднее звено, чтобы там прорасти. Конечно, дети этого не поняли, но им нравилось смотреть вверх на красивые шары.
Мимо своей школы прогуливались Константин и Мария.
– Мы тоже недавно были такие, – заметил Костя.
– Кост, уже подумал, куда будешь поступать? Может, останешься в нашей школе?
– Пока не решил. Мне, конечно, нравится один лицей, да и родители хотят меня в него устроить…
– Но тогда мы не сможем встречаться.
– Отчего?
– Будешь занят целыми днями, да и после учебы наверняка больше не угостишь меня пирожным, потому что будешь в своем далеком лицее.
Марии казалось: из жизни может навсегда исчезнуть еще один друг. Школа стала для нее вселенной, а все, что оказывалось во вне, скоро переставало существовать.
С крыльца грустно доносилась песня «Городок», та самая про «нашу улицу в три дома
».
Девочка молча шла рядом. Она уже знала, как рвутся социальные связи. Когда Мария перешла в новую школу, то первое время старые подруги общались с ней часто, потом все реже, наконец, перестали даже звонить. Разве что по прежнему скупо отвечают на поздравления в социальных сетях.
В новой школе в театральном кружке она познакомилась с Костей, приветливым шатеном, который учился на класс старше. Он поддержал ее в новом коллективе, одним своим присутствием рядом защищал от насмешек зверинной подростковой стаи. Если бы только могла быть дружба между мужчиной и женщиной, то это, наверное, имено она.
Кост – как Мария называла своего «краша» – казался ей надежным, уверенным, сильным. Ведь «Костя» звучит слишком несерьезно, «Константин» – слишком длинно, а вот «Кост» – в самый раз. Он тоже часто пропускал последнюю букву ее имени, называя свою подругу «Мари», ей это было по душе. Необычные имена, которые они дали друг другу, были некой сокровенной тайной, к которой были причастны только двое.
Никаких «подвигов» за Костей не значилось. На спортивных занятиях он показывал средние результаты, а в состязаниях и вовсе постоянно проигрывал; знакомые считали его нерешительным, а местные задиры даже трусоватым, потому что он избегал с ними встреч.
Для Марии же Костя хотел казаться лучше, чем есть. Это было легко. Новенькая в школе, как по началу бывает, сталкивалась с агрессией, а парень сразу отнесся к ней хорошо и попал в друзья. При девочке Константин играл «уверенного джентельмена», держал осанку, говорил не спеша. Одним словом, будто вставал на цыпочки, чтобы казаться выше.
Костя видел в Марии такое, чего не могли дать ему друзья; словно наблюдал в ее образе другой, нежный мир, в котором у него значимая роль, и даже не предлагал ей встречаться, потому что не хотел брать на себя ответственность за него. Девочка же смотрела на Костю в основном как на старшего друга, и лишь иногда думала о большем – видимо, рана из ее прошлого еще не до конца зажила.
– Мари, как ты проведешь июнь? – спросил парень свою спутницу.
– Я буду в школьном лагере помогать учителям, играть в театральном кружке и готовить спектакль, короче – развлекаться.
– А меня записали в палаточный лагерь для молодежи.
– Круто. Отправь мне фоточки оттуда.
– Обязательно. Знаешь, я бывал на каникулах в санаториях. Ну, там: «Строитель» или «Прометей», а в палатке только один раз-то и ночевал, на рыбалке.
– Я жила в палатке на Алтае. Речки там горные, ледяные; купаться хотелось. Очень мерзла, но плавала.
– Надо же, а ты отважная. Я бы, наверное, не смог. Если холодно, то сразу бы передумал.
– Кост, ну, ты и… незнаю кто, – девочка состроила смешную гримассу, – когда уезжаешь?
– Завтра. Сумка уже го