Хорошие собаки до Южного полюса не добираются
Ханс-Улав Тюволд
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу. Но тихие дни, которые Шлёпик и фру Торкильдсен проводят за чтением, погружаясь в перипетии знаменитого антарктического путешествия, нарушены прибытием сына фру Торкильдсен и ее невестки. Ироничный, трагичный, причудливый роман о старости, дружбе и о том, что человеку пора пересмотреть свое отношение к животным как к низшим существам.
Ханс-Улав Тюволд
Хорошие собаки до Южного полюса не добираются
HANS-OLAV THYVOLD
SNILLE HUNDER KOMMER IKKE TIL SYDPOLEN
Copyright © 2017, Hans-Olav Thyvold
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения владельца авторских прав.
Книга издана при содействии Chandler Crawford Agency Inc и Литературного агентства Эндрю Нюрнберга
Этот перевод опубликован при финансовой поддержке NORLA
Перевод с норвежского Анастасии Наумовой
Редактор Игорь Алюков
Оформление обложки Елены Сергеевой
© Анастасия Наумова, перевод, 2021
© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2021
* * *
Первый кус
Может, уходит любовь – зато справедливость с тобой.
Если ушла справедливость – рядом останется сила.
Сила ушла? Не беда – мама с тобою всегда.
Мама, привет![1 - Перевод с англ. О. Сухановой.]
ЛОРИ АНДЕРСОН
Жизни Майора кранты – это я понял сразу же, как только сунулся утром в его больную комнату. Как я это понял? Майор превратился в бледную тень самого себя. Он лежал на больной кровати и хрипел – впрочем, он и за день до этого такой же был, и за два дня, и за три. Что там было за четыре дня, я не помню, а раньше – и подавно.
Фру Торкильдсен подняла меня и поднесла к его постели, как делала каждый день уже давно. Майору нравилось, когда я залезаю к нему в кровать. Одна борзая как-то раз обозвала меня декоративной собакой-переростком. Ну и ладно. Хотел бы я посмотреть, как дрожащая скелетина-борзая залезет на кровать к умирающему. Когда человеку нужна любовь и нежность, пускай лучше рядом будет декоративная собака-переросток, мохнатая и способная сострадать.
Я устроил Майору круговую облизаловку – к такой он за свои последние дни привык, вот только радость вся из него выдохлась, осталось лишь зловоние. Запах боли, который зародился в Майоре задолго до того, как Майора стали называть больным и увезли отсюда, запах, наполнивший всю комнату своими оттенками. Горечь смерти. Сладость смерти.
Какая разница, какая разница, как ни крутись – повсюду задница.
Этому правилу меня Майор научил, но чтобы я в это поверил, пришлось попрактиковаться. Я, бывало, долго гонялся за хвостом, казалось, вот-вот – и схвачу сукина сына, но в конце концов пришлось мне смириться с истиной: какая разница, какая разница, как ни крутись – повсюду задница.
Фру Торкильдсен спит. Я сперва боялся, что если она не уснет, то непременно полезет меня гладить, но вот теперь ей пора просыпаться, иначе последние минуты Майоровой жизни в этом мире не застанет, а застать их ей хочется, это я знаю.
Проще всего было бы гавкнуть и разбудить ее, но в Доме я шуметь не хочу. Воспитание у меня буржуазное, и поэтому я так и не избавился от страха, что меня выгонят. Откуда этот страх взялся, я понятия не имею, меня ни разу ниоткуда не выгоняли, однако суть страха как раз в том, что он прекрасно существует, ничем не подпитываясь.
Я перешагнул через Майоровы ноги, спрыгнул на пол и шорк-шорк-шорк к креслу фру Торкильдсен. Осторожненько ткнулся ей в ногу, тихо, чтобы она не вздрогнула, но фру Торкильдсен, ясное дело, все равно вз
ЛитРес