Чтобы помнили…

Прекрасный майский вечер на Подоле,

Полуподвал, уютное кафе.

Швейцар у двери в дорогом камзоле,

А в зале иностранцы под шафе.

Пройдя все храмы, лабиринты Лавры,

Решили немцы плотно закусить.

Спеть свои песни местным для забавы,

Про жизнь в Европе быдлу объяснить.

Гостей горилка развезла по полной,

Орали все: и бабки, и деды.

Вели себя, ну скажем так – не скромно,

Ещё чуть – чуть, и надо ждать беды.

Открылась дверь за маленькою сценой

И хор немецкий моментально стих.

Словно исчезли звуки во вселенной,

А старший группы  как-то вдруг поник.

Стоял старик в солдатской гимнастёрке,

Казалось, будто он пришёл с войны,

Явился к ним из потайной каморки,

Напомнить всем про этот день весны.

Смычок прилёг на струны старой скрипки,

Медалей блеск, сиянье орденов.

Поплыли молча в тихом танце блики —

Посланники загадочных миров.

Звук первых нот раздвинул сразу стены,

Над головой поднялся потолок.

Концлагерь Собибор и вой сирены,

В бараке кукла, детский узелок.

Дым из трубы и пепел в вагонетках,

Побег, ранение, дорога на Берлин.

Допросы, протоколы в кабинетах,

Рейхстаг, Победа, иней от седин.

Летели звуки небывалой силы,

В морщинах слёзы горькие текли.

А скрипка дальше пела про могилы,

Про горсть земли, что свято берегли.

Словно в кино, мелькали чьи-то тени,

Субтитром плыли предков имена.

Слабеть у немцев начали колени,

Иврита в воздухе витали письмена.

Играл старик, явившись ниоткуда,

Сверкали золотом родные ордена.

КипА вместо пилотки – что за чудо!

Народ безумный, страшная страна…

Концерт окончен, замолчала скрипка,

На выход «гости» двинулись гуськом.

Эншульдигунг! Простите за ошИбкА!

В автобус группа ринулась бегом.

Был месяц май, старик с «войны вернулся»,

А дома вновь гуляет немчура…

Хамят, жируют, над людьми смеются,

Взашей поганцев гнать уже пора!

Гляделки…

– Мам, что там дедушка сидит

И смотрит в никуда?

Тихонько с кем-то говорит,

С улыбкою всегда.

– Ну, хочется ему сидеть,

Вот так он и сидит.

На фронте обманул он смерть,

С ней видно говорит…

Руками опершись на трость,

Сидел седой старик.

Щенок скулил глодая кость,

Переходя на визг.

– Ну, что, играем, или как?

Сказала деду смерть.

Дурить меня, гляжу мастак,

Давай опять глядеть…

– Тебе на свете скучно жить,

Я, что, один такой?

Не хочешь просто так убить,

Иль я какой изгой?

Совсем измучала меня,

Пора? Тогда, идём!

Чего пугать косой звеня,

Коль нет, чайку попьём.

– Я няньчусь с теми, кто мне мил,

Кто в «душу» мне запал.

Ты умолял меня, просил,

Смотрел в глаза и ждал…

Давно понравился ты мне,

Чего теперь скрывать.

Но правда, видно не в вине,

Давай опять играть…

Пойдём сегодня на рекорд

И смотрим два часа.

Прощальным будет твой «аккорд»,

А нет – то, чудеса…

Смотрела смерть ему в глаза,

Дед снова не моргал.

В морщинках спряталась слеза,

А он сидел и ждал…

– Играем мы  который раз,

Ты снова победил.

Уйдёшь со мной но не сейчас,

Дам годик, чтоб пожил…

– Спасибо, ей сказал старик,

До встречи через год.

Играл со смертью фронтовик,

Вновь оттянув исход…

В подъезд открылась тихо дверь,

Девчушка подошла.

– Про вас я знаю всё теперь,

В учебнике нашла!

За ручку буду вас водить,

Ведь вы слепой совсем.

Прочту, что надо, дам попить

Нет никаких проблем.

Смерть оглянувшись, замерла.

Вот это поворот!

Как разглядеть-то не смогла?

Паршивенький народ…

Старик ждал новый приговор,

Готов был ко всему.

Чего запросит «прокурор,

Расстрел, или тюрьму»?

Поправив сползший капюшон

Смерть подошла к нему:

– Вид у меня и впрямь смешон,

Как вышло, не пойму.

Играть в гляделки не хочу

Я более с тобой.

А через годик подскочу,

В морской сыграем бой.

Старик смотрел куда-то в даль,

Где скрылась его смерть.

Ему «подругу» стало жаль,

Её бы приодеть…

Купите за копейки Ордена…

Память опять в девяностых застряла,

Где всё пустили под но