Чита Уши Паруса

Жанна Антонова

В пионерском лагере Ремезова Рита скучает по бабушке. Ждёт родительский день, когда в выходные взрослые могут навестить детей. Но директор сообщает, что к Рите никто не приедет. Девочка расстроена. Взрослые не умеют найти слова утешения и вникнуть в переживания подопечных. Рита погружается в свои мечты и фантазии. Автор до самого финала не объясняет читателю, на самом ли деле «Запределье» существует, или таким образом Рита разукрашивает одиночество в лагере. Читателю предлагаются различные варианты интерпретации прочитанного. Что это было: быль или небыль?

Жанна Антонова

Чита Уши Паруса

У Маргариты случилась истерика. Она и сама не понимает – то ли плачет, то ли хохочет. «Ты страдала? Зачем мне миллионы? Полечу из адовой виллы в райский ра-а-ай! – передразнивает она сама себя. – Вот и она, твоя мечта! Хлев – вш-ш-ш-ш… портал. Самоуверенная дура, что ты хочешь здесь найти?»

Зеркало.

Душистым облаком Рита вспорхнула на крыльцо. Дверь облезлой калекой скрипит на одной петле. Дама медленно выдвигает вперед правую ногу из-под замшевой юбки. Так, улитка вытягивает голову, ощупывая воздух.

Рита, громко, нараспев, кричит:

– Посыла-а-аю в тоннель за-а-а-атхлой темноты, разведчицу! – Прислушивается и продолжает, еще громче: – Моя ступня кланяется в пол, венцом зо-о-олото-ой босоно-о-о-ожки! Трусливо переступает порог свита моего обличья-а-а-а-а…

Рита заходит вовнутрь полумрака и затихает. Стойкий запах заброшенного помещения вышибает её из настроя театральной декламации.

Тело трепещет, бунтует. Спина ледяная. Нестерпимый жар сердца, её надменный истязатель, пылает, карает. Будто оно единственное здесь солнце. Сердце живёт своей звездной жизнью, и нет ему дела до презренных, дрожащих конечностей. Маргарита стучит зубами.

Холодно, руки закоченели, и весенняя сирень лака на ногтях отливает в темноте мертвечиной. Глаза привыкают к полумраку. Осмелев, Рита ногой вышибает дверь, и та легко слетает с единственной петли. С весёлым скрипом старая створка прыгает вниз по ступеням. Будто всю жизнь ждала освобождения.

– Да, корпус не изменился! – восклицает женщина. Телу передается восторженная решимость хозяйки. Маргарите тепло и привольно. Она кружится, носится по кроватям, сметая паутину, пока не падает на топчан у пустого проёма, где была дверь. Вот она – девятая кровать в спальне девочек. Рита долго и глухо мычит, уткнувшись лицом в душную грязную подушку, и плечи её трясутся. Тучи взбудораженного сора порхают по комнате, завивают пыльные косы в вихры солнечного света.

Вдруг Маргарита затихает и степенно переворачивается на спину, с силой трясёт головой. Стильная стрижка, уложенная волосок к волоску, превратилась в серый стог, обсиженный птицами с замусоленными перьями. Светило освежило, осушило серые пёрышки, легкие и послушные, они летают.

– Как мои свалявшиеся воспоминания! – вздыхает Рита, наблюдая мусорный вальс. Пыльные столбы быстро прибили сор к грязному полу, не разрешая улететь в небо.

Не суетясь, как подобает взрослой женщине, садится на кровать. Вытаскивает из дорогой сумки раскладное зеркальце, наводит на лицо и с криком захлопывает. В туалетной комнате облокачивается на маленькую раковину и долго вглядывается в зеркало, рябое, испещрённое временем и мухами.

Унылая красотка с копной на голове и тоскливым взглядом еле отражается сквозь куски чистых мест на треснутых стекляшках. Маргарита с остервенением крутит древние барашки крана, он фыркает и шипит: ш-ш-ш-ш-шш…

Вдруг женщина отпрянула от зеркала. Там Чита! Да, Чита, улыбается двухэтажными верхними зубами и ровными нижними. На огромных треугольниках-ушах крепится тугая баранка косы. Сивые брови и ресницы. Серо-зелёные глаза. Курносый нос с надавленными прыщиками. Лицо потное, лоснится, как у большинства в двенадцать лет. На первый взгляд, блёклое и невыразительное. Цепляют взгляд уши с волнистыми краями. Когда Чита волновалась, уши наливались кровью, как мясистые петушиные гребни. А размером будут, пожалуй, побольше.

Пионерский лагерь.

– Ремезова! Ремезо-о-ова-а! – надсадно орала Светка.

– Чо тебе? – нехотя выходила из кус