Семейная хроника

Сергей Тимофеевич Аксаков

Урал-батюшка

В настоящее издание вошли наиболее значительные художественные, мемуарные произведения Сергея Тимофеевича Аксакова (1791–1859). В целом эти сочинения как бы составляют историю жизни писателя. Тем самым определяется порядок, в котором они следуют одно за другим.

С.Т. Аксаков работал над «Семейной хроникой» с большими перерывами в течение пятнадцати лет. Писатель столкнулся не только с цензурными барьерами, но и с препятствиями, которые чинила его собственная семья: родственники возражали против публикации наиболее острых, обличительных мест, которые, по их мнению, могли бросить тень на весь род.

Выход в свет «Семейной хроники» стал событием в русской литературе. Успех этой книги был необычайным и намного превзошел успех двух предшествующих произведений Аксакова. «„Хроника“ Аксакова, – писал Герцен, – помогает нам сколько-нибудь узнать наше неизвестное прошедшее».

Тексты воспроизводятся по современным нормам орфографии и пунктуации, с сохранением индивидуальных особенностей авторского стиля. Все подстрочные примечания, кроме переводов иноязычных слов, принадлежат автору.

Сергей Аксаков

Семейная хроника

© ООО «Издательство «Вече», 2021

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2021

Сайт издательства www.veche.ru

Семейная хроника

Первый отрывок из «Семейной хроники». Степан Михайлович Багров

Переселение

Тесно стало моему дедушке жить в Симбирской губернии, в родовой отчине своей, жалованной предкам его от царей московских; тесно стало ему не потому, чтоб в самом деле было тесно, чтоб недоставало лесу, пашни, лугов и других угодьев, – всего находилось в излишестве, – а потому, что отчина, вполне еще прадеду его принадлежавшая, сделалась разнопоместною. Событие совершилось очень просто: три поколения сряду в роду его было по одному сыну и по нескольку дочерей; некоторые из них выходили замуж, и в приданое им отдавали часть крестьян и часть земли. Части их были небольшие, но уже четверо чужих хозяев имели право на общее владение неразмежеванною землею, – и дедушке моему, нетерпеливому, вспыльчивому, прямому и ненавидящему домашние кляузы, сделалась такая жизнь несносною. С некоторого времени стал он часто слышать об Уфимском наместничестве, о неизмеримом пространстве земель, угодьях, привольях, неописанном изобилии дичи и рыбы и всех плодов земных, о легком способе приобретать целые области за самые ничтожные деньги. Носились слухи, что стоило только позвать к себе в гости десяток родичей-отчинников Картобынской или Кармалинской тюбы[1 - Тюба – волость.], дать им два-три жирных барана, которых они по-своему зарежут и приготовят, поставить ведро вина, да несколько ведер крепкого ставленого башкирского меду, да лагун корчажного крестьянского пива, так и дело в шляпе: неоспоримое доказательство, что башкирцы были не строгие магометане и в старину. Говорили, правда, что такое угощение продолжалось иногда неделю и две; да с башкирцами и нельзя вдруг толковать о деле, и надо всякий день спрашивать: «А что, знаком, добрый человек, давай говорить об мой дела»[2 - Русские обитатели Оренбургской губернии до сих пор, говоря с башкирцами, стараются точно так же ломать русскую речь, как и сами башкирцы.]. Если гости, евшие и пившие буквально день и ночь, еще не вполне довольны угощением, не вполне напелись своих монотонных песен, наигрались на чебызгах[3 - Чебызга – дудка, которую башкирец берет в рот, как кларнет, и, перебирая лады пальцами, играет на ней двойными тонами, так что вы слышите в одно и то же время каких-то два разных инструмента. Мне сказывали музыканты, что чебызга чудное явление в мире духовых инструментов.], наплясались, стоя и приседая на одном месте в самых карикатурных положениях, то старший из родичей, пощелкавши языком, покачав головой и не смотря в лицо спрашивающему, с важностию скажет в ответ: «Пора не пришел – еще баран тащи». Барана, разумеется, притащат, вина, меду нальют, и вновь пьяные башкирцы поют, пляшут и спят где ни попало… Но всему в мире есть конец; придет день, в который родич скажет, уже прямо смотря в глаза спрашивающему: «А