Лирика Простуженных Будней

Александр Медведев

"Лирика Простуженных Будней" – это роман про инстинктивные поиски счастья. Про девственность, тропики и вспышки осознанности. Я публикую его здесь, на сайте Литрес, открывая доступ к тексту всем тем, кто желает меня сделать богаче на 149 рублей (стоимость двух бутылок хорошего пива). Предлагаю вам бесплатно ознакомиться с несколькими главами книги, чтобы понять, ваш ли я автор. Возможно, уже после пары первых абзацев кому-то станет ясно, что нет. И тогда мы разойдемся. Остальных же я приглашаю в гости, где вас ждет крутая история длиною в 52 000 слов. Содержит нецензурную брань.

Александр Медведев

Лирика Простуженных Будней

Часть 1. Две иллюзии на троих

1

Надя, ты оставила зонт в такси! Но тебе не стоит за ним возвращаться. Он все равно уже потрепан, почти что сломан и ужасно некрасив. К тому же, в ближайшие время он тебе не понадобится. Майское солнце еще долго не позволит каплям дождя забиться в истерике на глазах у жителей твоего уставшего города. Скорее заходи в свой подъезд. Поднимайся на третий этаж. И сразу после того, как откроешь дверь своей комнаты, отправляйся в постель. Уже почти что одиннадцать вечера. И тебе, я уверен, очень хочется спать.

Но волна внезапной осознанности настигает Надю прямо перед крыльцом ее дома. Подхватывает ее хрупкий силуэт и плавно относит его обратно к пошарпанной «пятерке». Таксист раздраженно опускает стекло.

– Вы что-то забыли? – спрашивает он.

– Да, зонт вот оставила у вас… там, на переднем сидении где-то… – отвечает Надя, переминаясь с ноги на ногу.

Водитель молча отдает ей его, и после этого сразу же уезжает.

Тут к Наде подходит мужчина. Она с тревогой и интересом ждет от него первых слов. Они, как выясняется вскоре, представляют собой комплименты. Надю обжигают приятные чувства. Потом незнакомец начинает шутить. Надя смеется. И уже через минуту диктует ему свой телефон.

2

Я появился на свет спустя четыре с половиной года, приговоренный мартовским поцелуем родителей. Случилось это в местном роддоме, где в суете новогодних гирлянд я нехотя поменял уютную утробу на пространство, наполненное мишурой и игрушками с пластмассовой кожей. А через некоторое время я переместился в квартиру, в границах которой моя мама изо всех сил пыталась быть хорошей женой для моего отца. Но у нее это не очень-то получалось. Папа регулярно орал на нее минимум по тридцать-сорок минут в день, оттачивая свое психопатическое совершенство. В этом смысле он был очень дисциплинированным человеком. Если бы я мог придерживаться такого бодрого темпа в писательстве, то точно бы умудрился издать десяток своих книг до достижения тридцатилетнего возраста.

Причинами его воплей могло стать все что угодно. Папа орал, если не мог отыскать ножницы для стрижки ногтей. Если был занят туалет в те самые моменты, когда его мочевой пузырь или кишечник взывали к необходимости их опустошить. Или когда оператор трансляции футбольного матча продолжительное время фокусировался на игроке, который получил повреждение и корчился от боли. «Идиоты! – вопил он что есть мочи. – Футбол показывайте! ФУТ-БОЛ!!!».

Мой отец до краев был наполнен агрессией, которую он ежедневно транслировал в окружающий мир. Поэтому за пределами нашей семьи с ним никто никогда не общался. Однако дружба в его жизни все же случалась. В старшей школе он нашел общий язык с еврейским сверстником по фамилии Гоган – теоретиком-бунтарем из интеллигентной семьи академиков. Вместе с ним они бесцельно слонялись по улицам, попивая пиво и слаборазбавленный спирт, и регулярно убеждая друг друга в том, что все остальные люди – дерьмо.

Но вскоре им пришлось разлучиться. Родители Гогана перебрались в Соединенные Штаты Америки, прихватив с собой сына. Тот, в свою очередь, пообещал моему отцу, что скоро перевезет его к себе. Папе, конечно же, понравилась идея разгуливать в полупьяном угаре по американским городам, высмеивая небрежный быт их обитателей. Он даже начал изучать английский. Скорее всего, с матерных слов. Но уже через несколько месяцев Гоган перестал отвечать на письма и навсегда исчез из жизни моего отца.