Стихотворения

Николай Алексеевич Некрасов

Всемирная библиотека поэзии (Эксмо)

Литературное наследие Н. Некрасова обширно и разнообразно по жанрам. В книгу включен и знаменитый панаевский цикл – изумительный памятник любовной лирики XIX века, и стихотворения, обращенные к детям, и безусловно, гражданская лирика поэта, интерес к творчеству которого неуклонно растет.

Николай Алексеевич Некрасов

Стихотворения

Слово Некрасова

Он был поэт подлинный, и потому – другой, не похожий ни на Пушкина, ни на Жуковского, ни на Лермонтова, – которым он так старательно подражал в первой книге стихов. В XX веке скажут:

«Таких песен замогильных, страшных, в русской поэзии еще не было. Это «неподражаемые, неистовые» звуки, ветровые, природные. В них особые гласные – глухие, протяжные, бесконечно длящиеся и особый ритм, раскатывающийся, гулкий, пустынный. Предельная обнаженность стихийного начала, некрасовской звериной тоски. Все сметено движением этого ритма – гражданственность, народность, «проблемы»; кругом – пустая степь без конца и без края и ветер»[1 - Мочульский К. В. Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. Томск, 1999. С. 44.].

Константин Мочульский, критик редкой чуткости, заметит и другое: не страдания народа заставили Некрасова «завыть» свои заунывные песни, но собственная, нескончаемая душевная боль. Эту свою нестерпимую муку он выплеснул на то, что видел вокруг:

«Самое личное, самое неповторимое – ритм своего дыхания, свою некрасовскую тоску – поэт переносит на родину. На такой глубине интимное и общее – совпадают. Некрасов, стараясь передать свой напев, делается народным певцом. Его стон – стон всех. В своей душе он подслушал «родные» русские звуки. И, подлинно, он самый национальный русский поэт. Теперь он знает: то, что звучало в нем, что с таким мучительным напряжением рвалось наружу – было не его песней, а песней народной. Не он, а весь народ: «Создал песню, подобную стону»[2 - Мочульский К. В. Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты. Томск, 1999. С. 44.].

И все же – только чувствовал непомерное страдание и в стихах выразил его как всеобщее? Собственной, некрасовской тоской только лишь окрасил остальной мир? Или особо чутким слухом уловил то, что пронизало русскую жизнь, и общую беду всех почувствовал как собственную?

Неизбывная душевная тоска Некрасова, о которой вспоминают современники, о которой он не раз говорил в своих письмах, – разве она связана только с его личной судьбой? Мать вспоминал страдалицей, измученной деспотом-мужем. В самом начале творческого пути, живя в Петербурге впроголодь, не получая от отца ни копейки, он побывал «в шкуре» пролетария. Но только ли здесь исток его «сочувствия» ко всем «униженным и оскорбленным»? Вспомним его детское потрясение от стона бурлаков:

Почти пригнувшись головой

К ногам, обвитым бечевой,

Обутым в лапти, вдоль реки

Ползли гурьбою бурлаки,

И был невыносимо дик

И страшно ясен в тишине

Их мерный похоронный крик —

И сердце дрогнуло во мне.

    («На Волге»)

Или – знаменитые строки, где он всматривается в жизнь молодой крестьянки:

Что так жадно глядишь на дорогу

В стороне от веселых подруг?

Знать, забило сердечко тревогу —

Все лицо твое вспыхнуло вдруг.

И зачем ты бежишь торопливо

За промчавшейся тройкой вослед?..

На тебя, подбоченясь красиво,

Загляделся проезжий корнет.

    («Тройка»)

Или – эти сумрачные, горестные картины, в которых страшна их обыденность:

Вот идет солдат. Под мышкою

Детский гроб несет детинушка.

На глаза его суровые

Слезы выжала кручинушка.

    («Гробок»)

А ведь иногда это чувство беды возникает с первых строк, когда еще и не рассказана история:

Поздняя осень. Грачи улетели,

Лес обнажился, поля опустели,

Только не сжата полоска одна…

Грустную думу наводит она.

    («Несжатая полоса»)

Еще нет умирающего пахаря, еще не сказано ни слова о человеческом горе, а уже в нескольких беглых образах, в щемящем звуке фраз слышится голос беды. И сколько будет еще этих простых героев – с несбыточными надеждами, с тоской и болью! И разве нет здесь той «всеотзывчивости», о которой скажет позже