Одинокий мужчина. Фиалка Пратера

Кристофер Ишервуд

Зарубежная классика (АСТ)

В этот сборник вошли два произведения, представляющие разные грани таланта Кристофера Ишервуда – тонкого, лиричного психолога и язвительного сатирика.

«Одинокий мужчина» – пронзительная история одного дня немолодого англичанина, профессора американского университета. Совсем недавно он пережил невосполнимую утрату, но из последних сил пытается делать вид, что все в порядке, и старается жить дальше. Однако каждый день все глубже и глубже погружает его в горькое «одиночество в толпе».

«Фиалка Пратера», напротив, – уморительная одиссея молодого писателя по миру «золотого века» кино 1930-х, с его «блеском и нищетой» подковерных интриг и профессиональных амбиций, нелепыми сценариями, реальными и вымышленными происками конкурентов и всем прочим, что обычно ускользает от света софитов.

Ричард Олдингтон

Одинокий мужчина

Фиалка Пратера

© Christopher Isherwood, 1964, 1945

© Школа перевода В. Баканова, 2020

© Перевод. Е. Горяинова, 2019

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Одинокий мужчина

Посвящается Гору Видалу[1 - Гор Видал (1925–2012) – писатель, драматург, близкий друг Кристофера Ишервуда. – Примеч. ред.]

Пробуждение означает быть здесь и сейчас. Некоторое время рассматриваешь потолок, потом опускаешь глаза и опознаешь в распростертом теле самого себя, следовательно, я есть, сейчас есть. То, что сейчас я здесь, вопреки всему, не так уж и плохо, ведь именно здесь мне и надлежит находиться утром: в месте, именуемом домом.

Но сейчас значит больше, чем сей час, день, год. Это леденящее напоминание: позади еще один день, еще один год. И каждый день отмечен новой датой, отодвигающей предыдущие в прошлое, – пока, рано или поздно, может… нет, неизбежно, ОНА придет.

Щекочущий нервы страх. Болезненное отрицание того, что впереди – неизбежность смерти.

Тем не менее головной мозг педантично приступает к своим обязанностям – ноги выпрямить, поясницу согнуть, пальцы сжать и расслабить. Наконец нервная система посылает первый приказ телу: ВСТАТЬ.

Тело покорно отделяется от кровати, морщась из-за артрита в пальцах и левом колене, ощущает легкую тошноту в желудке – наконец, голышом ковыляет в ванну, где опорожняет мочевой пузырь и взвешивается: все те же шестьдесят восемь килограммов вопреки изнурительной гимнастике. Теперь к зеркалу.

В нем отражается не лицо, а воплощение предопределенности. Развалина, в которую он превратил себя за эти пятьдесят восемь лет. Унылый беспокойный взгляд, огрубевший нос, уголки рта опущены под воздействием собственной желчности, обвисшие мышцы щек, увядающая шея в сетке мелких морщин. Загнанный взгляд измученного пловца или бегуна, которому не дано остановиться. Человек будет рвать жилы до самого конца. Не потому, что герой. По-другому он просто не мыслит.

Глядя в зеркало, он видит множество лиц: ребенка, подростка, молодого человека и уже не очень молодого, старика – множество лиц, хранимых подобно ископаемым на полках и, как и они, давно умерших. К нему, еще живущему, адресован их вопрос: посмотри на нас, посмотри – мы умерли, так чего же ты боишься?

Его ответ: раньше это протекало так постепенно, незаметно. Страшно, когда подталкивают.

Человек все смотрит и смотрит. Губы приоткрываются, он дышит через рот. Наконец мозг нетерпеливо приказывает мыться, бриться, причесываться. И прикрыть наготу. То есть одеться перед выходом наружу, к другим людям; и одеться соответственно, чтобы его внешность и поведение должным образом были ими опознаны.

Он покорно моется, бреется, причесывается, смиряясь с ответственностью перед другими. Он даже благодарен за предоставленное ему место в их рядах. Он знает, чего от него ждут.

Знает свое имя. Его зовут Джордж.

Одетый, он постепенно превращается в него, то есть в Джорджа, – хотя это еще не совсем тот Джордж, которого люди ждут и готовы признать. Позвонившие ему в этот ранний час были бы поражены, даже напуганы, если бы вместо предполагаемой персоны услышали голос такого далекого от готовности полуфабриката. Однако это, конечно, невозможно – имитация голоса знакомого им