На семечках

Летом рабочие под корень вырубили кленовую и ясеневую поросль под линией электропередач. А она, эта аллейка, кормила не одну птичью стаю. Зимой здесь дневали и ночевали овсянки и снегири, ближе к весне кормились свиристели. Куда они теперь прилетят? Где их встретят так же приветливо, как под ясенями? Кто даст в таком же обилии пищу?

Мы идём вдоль лесополосы. Тишина. Птиц почти нет. Лишь молчаливые вороны на опорах ЛЭП да вездесущие сороки.

Вдруг у края кленовника какое-то оживление. Деревья облеплены синичками. Они возбужденно пересвистываются. Им вторят сиплыми голосами поползни. Их тоже уйма на голых клёнах. То одна, то другая птица, а то и несколько сразу срываются с веток, плюхаются на поляну, на какой-то серый ворох. Что-то торопливо склёвывают – и опять на безопасное дерево.

«Мы идём вдоль лесополосы…»

Подходим. А, это семечки… Здесь рядом было поле подсолнечника. И, видимо, при уборке кто-то вывалил сюда семена из бункера комбайна. Зачем? Кто же знает. Может, тайный любитель птиц…

На ворох семечек слетелись синицы и поползни. Они осенью всегда держатся вместе, наверное, один и тот же стол, одинаковые предпочтения в питании. Дней десять назад такой же весёлый ажиотаж творился прямо в городе, на улице Аксакова – тоже какой-то тайный любитель птиц выбросил за забор плохо вышелушенные шляпки подсолнухов. И птицы пировали!

Но там, на Аксакова, была шумная толпа, машины туда-сюда… А здесь, за лесополосой – тишина и спокойствие. И впрямь поверишь, что кто-то специально искал укромное место под круглосуточную птичью столовую, лишь бы синицам и поползням было удобно.

Вдруг на ворох семян подсолнечника у лесополосы опустился большой пёстрый дятел.

Дама ищет послаще.

Его тоже привлекла обеденная суета на поляне. Но для себя дятел ничего здесь не нашёл. Потоптался на семенах, потоптался да и отправился обратно на дерево – искать личинки насекомых.

На ворох он ещё вернется. И не раз. Но будет так придирчиво «просеивать» клювом семена, что мы заподозрим: он и здесь ищет для себя насекомых. Уж не большим ли  пнём представляется нашему дятлу ворох? Чудесный пень! Трухлявый, податливый.

Большая синица

Большая синица – самая крупная из наших синиц. А для меня и самая красивая.

Большая синица

В игре жёлтых, зеленовато-серых, зеленовато-синих, буровато-оливковых оттенков формируются не только различия между мальчиками и девочками, но и региональные подвидовые особенности.

Когда синиц собирается много (как возле нашего чудесного вороха), наблюдать за едва уловимым различием в их расцветке одно удовольствие. А если ещё учесть, что цвет оперения зависит от погоды, от состояния неба, от чёткости или приглушённости теней, от влажности воздуха, то можно понять, какая это радость – наблюдать за синицами.

Если кого-то из наших птиц и следует наградить званием «следопыт», думаю, синиц. Они для этого больше всего подходят. После вездесущих сорок, конечно. Всё им интересно, до всего есть дело. Думаю, что и чудесный ворох открыли именно синицы. Открыли – да ещё и другим птицам презентовали.

Большие синицы неплохо поют. Правда, уральский писатель-натуралист Николай Никонов относил их к певчим птицам второго разряда. Мол, не «Лемешевы». Но не самый изысканный уровень исполнения с лихвой компенсируется доступностью птичьих концертов. Даже обычные разговоры-переговоры, обмен деловыми сигналами у синиц вполне сходит за искусство: так мелодичны их голоса. «Давай сюда, – скажет синица своей подружке. – Здесь семена покрупнее. И поползни здесь не ковырялись!». А кажется, «Джама-а-айка!» звучит над чудесным ворохом.

Ноябрьская капель

Кленовые заросли полны звуками капели. С утра стоял густой туман. Деревья покрылись инеем. А после обеда выглянуло солнце. Иней стал таять, подарив миру капель. Но ноябрьская капель не похожа на весеннюю. Капли не звенят, а, падая на сухую листву, шуршат. Все окрестности заполнены этим шорохом (компьютер засомневался: не порохом ли?). И только в одном месте – совсем другие звуки. Звонкое, агрессивное «ки-ки!» – и воинственное хлопанье крыльев.

Эти звуки раздаются над чудесным ворохом (помните