Горы Прокляли: Паранойя Жалобщика

Наталья Петровна Стрижак

2009 год. Впервые за пять лет в доме Довыженков появляется он: их сын и брат – Павел. И как только это происходит, однообразный ход всех их жизней резко меняет свое направление. Как и тленное существование его потенциального зятя. Что связывает Павла и Романа? Какие тайны скрывает их прошлое, и что заставляет их обоих сбегать от мира в тяжелые объятия величественных Карпат? Содержит нецензурную брань.

Наталья Стрижак

Горы Прокляли: Паранойя Жалобщика

Проходит все, и тихий шорох мешает нам двоим уснуть.

Проходит все, и только воздух навис над нами. Обессудь.

И наше страждущее тело, и наши боли, ведь, отнюдь,

Люблю до дрожи эти плечи и эту спину, эту грудь.

Пускай накроются туманом больные мысли, мирный шквал.

Пускай сожжет нас, искалечит, сей черной боли океан.

Но лишь не ныне пускай зволит рассеять глаз твоих дурман,

Ведь утром снова ты исчезнешь, замолкнешь, как лихой обман.

Нам все ровно, что будет странно, больно, тоскно и порой

Мы все-таки захотим сдаться, изжечь все чувства. Не впервой.

Мы столько времени метались, чтобы сберечь знойной покой

И все же что-то не сложилось, и ты сбегаешь. Ну и долой!

Небес, залитых хрупким дымом, мы не увидим вместе уж,

И тоскно станет мне настолько, что я подумаю: «А чушь!

Все эти принципы и запреты, кому дались они теперь,

Когда уж я, все потерявший, несчастный, дикий, иду за дверь.»

Но ты вернешься. И этой ночью мы согрешим еще не раз,

Сбежим подвижною дорожкой в глубины леса, в ночь и грязь.

И больше ничего не слышим: лишь томный вздох, незлой отказ.

Я украду, пускай нечестно, тебя и твой взгляд туманных глаз.

Пролог

«Но вся эта история неожиданно взволновала в ней девственно дремавшие чувства. Нарушилось тонкое равновесие, точно во всем ее теле, от волос до пяток, зачался какой-то второй человек, душный, мечтательный, бесформенный и противный. Девочка чувствовала его всей своей кожей и мучилась, как от нечистоты; ей хотелось смыть с себя эту невидимую паутину, вновь стать свежей, прохладной, легкой. Но, пригревшись на солнышке или ночью в мягкой постели, второй человек оживал, осторожно пробирался к сердцу и сжимал его мягкой лапкой. Его нельзя было ни отодрать, ни смыть с себя, как кровь с заколдованного ключа Синей Бороды.»

Алексей Толстой «Хождение по мукам. Книга 1. Сестры»

Как жаль, что эта светлая ночь не позволит мне спрятать в ней чувства. Залезть в ее мягкие изгибы, накрыться не прозрачной черной пеленой забвения. Шумит вода, и я на виду у луны, как на ладони. Кромешная тьма накроет меня навеки, когда я ступлю в ледяной выр несущихся потоков. Страх подымается от живота и к горлу. Отблески скупого одинокого света все плывут по легких изгибах течения.

– Эй! Э-эй! Не глупи!

Все никак не могу отделаться от этого голоса. Он преследует меня, сковывает, обвивает, он все не хочет уходить из головы, даже если его давно нет рядом.

– Все хорошо, – выдавил я дрогнувшим голосом. Это лишь сон! Сон, который преследует меня с тех пор, как я вернулся в Харьков! Каждую ночь он снится мне. Все те же лица, все тот же холод ледяной Ломницы, все тот же парень на берегу, – я в порядке!

– Зря я тебя забрал! Зря я к тебе так стремился! Все зря! – говорил испуганный тяжелый голос, а через секунду бредовый диссонанс безразличия повергает меня в ужас: – ну, что? Давай! Боишься? Убей себя! Убей себя ради меня! Ты хочешь, чтобы я помог тебе? Ты хочешь!

– Если бы ты оставил меня там, если бы не пришел тогда, когда я уже хотел лишить себя жизни из-за той тошноты, что мешала мне дышать… я бы уже был мертв! – кто это? Я не могу говорить этого! Этот призрачный бред вытягивает из моего подсознания действительно ужасные вещи!

– Ха-ха-ха! – раскатилось над Ломницей, разнеслось над всей долиной и даже нависшим заросшим берегом, что пугал меня своей чернотой. Размытое потемневшее лицо, которое все больше истиралось в моей памяти, сверкнуло очередной переменой: – к чему это? Твоя душа все не найдет покой, Рома. Я звал тебя з собой. Почему ты соврал мне?

Тяжелые, сумасшедше быстрые потоки толкали меня в глубь, в темную