Назад к книге «Бездна» [Павел Сергеевич Тетерин, Владислава Олеговна Оборина]

Пролог

Позже, многократно вспоминая все события, произошедшие в тот столь памятный для их семьи период, Крил не раз пытался понять, что же всё-таки случилось с его братом. Перебирая в уме разговоры, какие-то его реакции, он хотел найти ответ на свои вопросы, но получалось у него это с трудом. В памяти сохранилось всего несколько ярких картинок, которые он помнил до малейших деталей, а всё остальное со временем будто подёрнулось какой—то дымкой, и сам Крил уже не мог сказать, что действительно было, а что – нет. Что-то он помнил сам, что-то слышал о брате от своих родителей, особенно от мамы, но сейчас, почти став уже взрослым мужчиной, он понимал, что это лишь её, мамино, восприятие, которое может не иметь с реальностью ничего общего.

Им всем здорово не хватало его, особенно матери: в первые дни после исчезновения мальчик серьёзно опасался за её здоровье – настолько сильно подкосило её всё произошедшее тогда. Двенадцатая фаза роста ногтей, начавшись вполне безобидно, вдруг словно сорвалась с цепи и покатилась неведомо куда, словно проверяя их семью на прочность: сначала авария и кома отца, потом – исчезновение Круэля… Крилу, возраст которого на тот момент едва перевалил за десятую фазу роста волос, пришлось особенно тяжело. Стало невыносимо пусто в доме, где ещё раньше регулярно звучал то смех, то братская ругань, никогда, впрочем, не длившаяся долго. Круэля не стало, но его призрак ещё долго бродил рядом, беззвучно, но в то же время оглушающе громкой тишиной крича о том, что еще совсем недавно тут было на одного живого человека больше.

Бродил – да и бродит до сих пор, чего уж лукавить. С возрастом это ощущение пустоты, возникшее в душе после всех тех событий, увы, никуда не делось. Оно съежилось пропорционально его растущему представлению о мире, но какой-то участок в сознании мальчика, уже почти ставшего мужчиной, навсегда остался отведённым старшему брату, каким бы сложным человеком тот ни был. Когда Крил робко начинал свою взрослую жизнь, ему всё чаще хотелось поделиться, показать свои достижения ему: Круэль бы точно оценил, похвалил бы, потрепал своей сильной рукой по плечу… и этого порой очень ощутимо не хватало мальчику, внезапно ставшему единственным ребёнком в семье. Довольно долго – пока отец был в коме – он вообще стал единственным мужчиной в доме, и иногда эта роль тяжело давила на его ещё неокрепшие плечи.

Мама успокаивала себя тем, что тела никто нигде так и не нашёл, и он просто сбежал из дома и отправился куда-то (что было бы довольно странно, не мог он так поступить со своими родными). Отец, вскоре оправившись после аварии, пережил всё относительно спокойно и стоически, ограничившись обычной в таких случаях скупой мужицкой формулировкой: «Бездна забрала».

Ну а Крил тогда был ещё маленький, что с него взять. Он, конечно, тоже замечал, что с братом происходило тогда что-то не то, но что именно – сказать, увы, не мог. Просто не мог подобрать нужных слов. Или просто вовсе не знал их?

Признаться, он до сих пор, несмотря на нескончаемую череду поражений, так и не отчаялся найти своего старшего брата. Иногда он просто долго, пока не гасли фонари уличного освещения, бродил по лестницам и подмосткам их неказистого городка, порой даже неосознанно высматривая в редких припозднившихся прохожих нескладную худощавую фигуру Круэля. Потом, став ещё немного постарше, начал собирать материалы о всех исчезновениях людей в их округе, пытаясь связать информацию в единое целое. Эта мысль – найти, узнать, докопаться до сути – что же тогда всё-таки произошло – всегда сидела где-то глубоко внутри его сознания, хоть сильно и не высовываясь на поверхность, не мешая ему жить.

Да, прошло слишком много времени.

Да, они так и не получили от него ни одной весточки.

Да, мы все знаем, что, если Бездна действительно позвала, никто и ничто не сможет ей противиться или перечить.

Но надежда умирает последней – и Крил, вопреки всему, верил, что однажды встретит его – неважно, как это случится и где. Верил, что это возможно, хоть и не хотел сам себе в этом признаться. Что-то сидело в памяти, какая-то заноза, порой казавшаяся целым бр