Миром правит Рататуй

Перед кабинетом главного редактора самого популярного еженедельного издания города Б. сидел молодой человек. Он явно был чем-то взволнован, и постоянно перекладывал бумаги из одной руки в другую, попеременно закидывая одну ногу поверх другой. Он был одет в классические штаны чёрного цвета с поперечными полосками, строгие туфли, рубашка нежно-голубого цвета и какая-то нелепая жёлтая бейсболка. Он был высок и сухощав, возможно, даже излишне пересушен, что придавало ему некий болезненный вид, который он сам называл почему-то изюмный.

Предыдущий посетитель вышел около пяти минут назад, но секретарша холодно пригласила ожидальца пройти в кабинет только сейчас. Редактор был напротив более любезен, но в кабинете он был не сам. Было еще двое мужчин, видимо, заместители. Хотя у одного были такие огромные руки из огромного тела, что он больше походил на телохранителя, чем на работника типографии, ведь наверняка нажимая на клавиатуре на одну клавишу своим мегапальцем он невольно нажимал на соседние (хочется написать ряды). И есть некая опаска, что он проткнёт клавиатуру насквозь.

– Доброе утро! Проходите, присаживайтесь. Чем Вы нас сегодня порадуете, Аннал?

– Я Алан! – поправил молодой человек.

– Простите, запамятовал, Алан, – поправился главред.

– У меня отличный материал. Вот здесь, в бумагах, запротоколировано моё интервью с одним из самых видных теориков.

– Теоретиков! – поправил мужчина, находящийся в кабинете.

– Поначалу я тоже думал, что правильно теоретик. Но после длительного общения с моим источником, я поменял свою точку зрения. Вот историю изучает историк, а не исторетик. Химию – химик, но не химиретик или химирант. И таких примеров я могу привести множество, а какие у Вас доводы? Нет?! Так что теорию изучает теорик.

– Простите, что перебили Вас, Аннал. Продолжайте, мы Вас внимательно слушаем, – сказал редактор, делая характерное движение ладонью.

– Я, Алан, – снова поправил рассказчик, но всё же, продолжил своё повествование, – Так вот, мне посчастливилось взять интервью у мистера Щ. Он большой конспиролог.

– Конспиролог, а почему не конспирологик? – снова спросил всё тот же надоедливый помощник.

– Помощника видимо задело, что его первая попытка поумничать провалилась, и теперь он явно придирался к словам, – думал Алан. – Не правильно, я начал разговор. Теперь он, скорее всего, попытается высмеять мою статью. Нет бы брал пример со второго, который ни слова ни проронил. Блин, какой он всё-таки огромный. У него, наверное, и слова все огромные. Короче десятибуквенных нет.

– Простите меня, но многое зависит также от отношения человека к конкретной науке: он её только изучает; знает; думает, что знает; преподаёт; знакомиться. Если я начну обсуждать этот вопрос с вами более подробно, то боюсь, что мы так и не дойдем в беседе до моей статьи.

– Меня интересует, как Вам удалось взять интервью у такого конспиролога?

– Если честно, мы не встречались. Он отправляет мне ответы по засекреченным каналам.

– А можно без сокращений? – попросил редактор, – Что за мистер Щ.?

– Вы знали, что Ван Гог был посвящён в одну тайну, за разглашение которой должен был отрезать себе ухо. Дальше Вы знаете, что произошло. Так и у меня мистер Щ. взял клятву, что я не буду разглашать секретные сведения. Сперва, он хотел палец, как гарант моего молчания, но я попробовал сторговаться за отросшие ногти. В конце концов, мы договорились за часть волос.

Тут Алан снял жёлтую кепку, и обнажил своеобразную прическу, где была увеличена площадь лба за счет выбритых волос. Линия лба увеличилась сантиметра на три, своеобразный лобный разлив, или волосяной отлив. А по краям лба были еще застрижены два участка, словно мыс вырывающий площадь у моря, по направлению к темечку.