Сны о России

Лестница богатого дома. Распахивается дверь наверху. Двое слуг выбрасывают господина во фраке, а затем бросают ему трость, плащ и цилиндр.

– Э-э-эх, господа! Над кем смеетесь!? Сегодня нас выбрасывают, а завтра – вас! Но вот ведь парадокс: у русского человека шея одна, а гонят в три. Загадка природы, сиречь науки-с! Алогизм, так сказать. Однако пребольно ушибся. Я им указал на их недостатки, а они мне – на дверь. Подлецы! Выбить бы окна, да только побьют ведь, прохвосты. Пожалуй, с пролетки швырну им в окошко булыжник и – деру!

* * *

– Не идет, а плывет. На флейте, говорят, играет.

– То муж ее на флейте играет.

– Нет, муж ее в карты играет, а она – на барабане. Когда муж запивает да в дому осадное положение объявляет, она потешное войско на штурм усадьбы ведет… Аделаида Евграфьевна, здравствуйте. Целуем ваши ручки, пальчики и ножки, если позволите.

– Позволю, милейший, ежели рот промокашкой прикроешь. Чернила на губах не обсохло, а все туда же! Щелкопер несчастный!

– Эх, Аделаида Евграфьевна, вам бы дивизией командовать. Стрелу, господа, на лету остановит, в горящую избу войдет…

– И в бордель в Карлсбаде на водах зайти может, да тамошних девок перепороть вместе с клиентами плеткой из ревности.

– Это что-то новенькое, Аделаида Евграфьевна. Не слыхали-с.

– Ну, как же не слыхали, Афанасий Сергеевич? Не вы ли сей истуар про меня разглашали на днях?

– На днях меня не было.

– В живых? От страху или еще от чего?

– В городе не было.

– А я вас приметила.

– То двойник мой троюродный был. Обознались.

– Передай своему тройнику: Аделаида Евграфьевна перепороть не только девок в россказнях его мерзких сумеет, но и его самого… Ваше превосходительство, вы как раз кстати. Я до вас с жалобой на Афанасия Сергеевича. Пашквилянту подобного рода надобно камень на шею да в прорубь. – Аделаида Евграфьевна, к чему такие строгости? Ну, обронил Афанасий Сергеевич какую-то глупость для красного словца. Он – весельчак, любитель приврать, но безвреднейший малый.

– Ваше превосходительство, он книгу собрался писать про меня.

– Что за книгу?

– «Гренадер».

– Кто таков? Как зовут? В каком с вами родстве состоит?

– Гренадер – это я, да будет вам известно. В суд на него я подать не могу, на дуэль мой медведь никогда не соберется. За честь бедной женщины некому постоять. Я его сама на дуэль вызывала – на саблях, а он мне бороться при всех предлагает.

– Да вы победите, Аделаида Евграфьевна. Он ведь блефует, думает – вы не решитесь. А вы соглашайтесь.

– Он только того и ждет, чтобы я согласилась. Вы все заодно, подлецы!

– Аделаида Евграфьевна, я в исполнении, а вы меня эдак. Я вас под арест.

* * *

– Гусарыня… тьфу ты! Не на вас я плюю, разумеется, милостивая государыня, на себя. Я ведь хотел сказать «сударыня», а получилось… «гусарыня».

– Так вот что, любезный… забыла, как зовут вас по имени отчеству, а, впрочем, не важно…

– Сударыня, я плюнул, как говорится, в сердцах на себя… как это не важно… а вышло вроде как на вас.

– Оставьте, ах оставьте эту тему, милейший, я прощаю.

– А то получается, сударыня с гусыней соединяются. Вроде смешно, а на самом деле не так. Я хотел сказать, мол, гусарыня, то есть гусар с сударыней. Ничего оскорбительного в этом нет: напротив!

– Ну, знаете ли, сударыня – это еще куда ни шло, а гусар – это фи!

– Что значит «фи», милостивая государыня? На кого это фи?

– На вашего гусара, вот на что фи!

– Помилуйте, сударыня… ой, не сударыня… ан нет, все правильно. У нас в полку…

– Вы, милостивый государь, не в полку, а на балу. Плюетесь на пол, словно в казарме!

– А вы фикаетесь!

– Мне полагается. Это мое, можно сказать, естество!

– Что еще за естество? Кто позволил на гусара фикать? Каким таким указом? Ладно, фикайте на гусаров, сударыня, а я гусарыней вас буду теперь называть.

– Вы еще свинарыней назовите, с вас станется. Мужлан неотесанный!

– А вы так и вовсе пейзянка.

– Вы не гусар, а гусарь надутый. Спесивый и глупый притом.

– Ну, а вы – ягуарыня!

* * *

– Эй, Аарон, чем ты торгуешь здесь рядом со мною, несчастный?

– Здесь – серебром, уважаемый Бен Монид, а там золотом.

– Тьфу, т