Творец
Андрей Боцман
Рассказ о космосе, одиночестве и месте человека в замыслах Вселенной..
Андрей Боцман
Творец
Я смотрел на свое отражение в зеркале и не мог узнать себя. Глубокие борозды на лбу рассекали мою жизнь тяжким грузом опыта, ошибок и печалей, облысевший череп блестел мудростью прожитых лет и веков, а в поблекших и потускневших глазах таяли последние остатки жизни. Дряхлый, никчемный старик, растративший свою жизнь попусту, на призрачные идеалы до которых никому нет дела. Сложно было принять то что я вижу, ведь внутри меня все еще жил тот вдохновленный юнец, все еще теплилась мечта, ради которой можно было отречься от любимой, от всего мирского, от самого себя. Ради которой можно было положить всю свою жизнь, умирать вновь и вновь, чтобы снова созерцать, как дряхлеет тело, несущее этот молодой, полный жизненных сил, дух.
Затемнив зеркало, я вновь отвернулся к монитору пульта контроля. Судя по данным, полученным со спутника, Гея была все еще мертва. Несмотря на все эти тысячи лет, несмотря на истраченные жизни, планета все так же бесчувственно принимала наши попытки вдохнуть в нее жизнь. Неисчислимое количество высвобожденного углекислого газа, дабы насытить скупую атмосферу, вдвое больше сожженного в термоядерной печи водорода, дабы согреть мертвые и холодные недра, но с каждым Циклом мне все больше казалось, что мы прилетели сюда зря.
С трудом поднявшись из кресла – у меня отчего-то жутко болело правое бедро – я с пренебрежением отвернулся от монитора и подошел к иллюминатору, прильнув к нему щекой, с наслаждением ощущая прохладу от плексигласа и взирая на нашу планету. О, не смотри ни на что, она была прекрасна!
Насколько хватало глаз, тянулась кристально белая, чистая как душа младенца, безмолвная ледяная пустыня, лишь у подножия горы, на которой стояла пирамида моего Маяка, плескалось сотворенное мной море. Планета, названная нами Гея, была девственно чиста, и с наивной неискушенностью принимала нас, предлагая свое суровое гостеприимство.
Мы прилетели сюда очень давно, я вряд ли мог вспомнить сколько прошло времени: семьдесят, сто Циклов? Это было так давно, что казалось, будто кроме этой планеты в моей жизни ничего не было, хотя на самом деле, конечно, это не так. Я посмотрел на входной шлюз, на котором приклеенный на скотч, висел ровный квадрат бумаги, с неясными разноцветными полосами по всей поверхности. Если присмотреться и напрячь память и воображение, даже можно было в серой мути, что его покрывала, рассмотреть силуэт женщины, которую я когда то любил. Она давно уже умерла, умерли ее внуки и правнуки и даже память о ней не оставила после себя и тени, но здесь, в тесной каморке смотрителя Маяка, она все еще была жива и любима. Не отрываясь от иллюминатора, я смотрел и смотрел на теряющийся в сумраке отсека неясный квадрат с размытым силуэтом, видимым только в моей памяти, и вновь ощущал себя молодым и полным жизни. Я вновь стоял на взлетном поле в парадном мундире, подтянутый и воодушевленный, и трое моих соратников стояли со мной в одном ряду, и она со слезами смотрела на меня со зрительских трибун.
Провожать нас тогда пришел весь город, а трансляцию старта посмотрел, наверное, весь мир. Мы были воплощением цивилизации, ее душой и надеждой. В какой-то степени мы на мгновение стали равными давно забытым богам, способным вершить судьбы народов и создавать новые миры, с высоты вечности взирая за рождением и смертью Вселенной.
И в этом было больше правды, чем казалось на первый взгляд. Когда Великий Оракул изрек Пророчество Гибели, наш мир на несколько дней впал в оцепенение. Предрешенная смерть планеты от безудержного человека потребления и крах цивилизации, всех ее достижений и завоеваний, ввергли все человечество в пучину отчаяния. Кто-то начал готовиться к смерти, кто-то требовал отречься от всех достижений науки и вернуться в пещеры – все искали возможность отсрочить неизбежное. И возможно человечество и сгинуло бы в безвестности, если бы не Крыло Астронавигации в Совете. Тогда, в самый темный момент существования разума на планете, люди, посвятившие жизнь наблюдением за небесными телам