Горизонт событий

Ирина Полянская

Pocket book (Эксмо)

Роман «Горизонт событий» – это связь времен, мерцание смыслов и метафор! В нем текуче сплетаются события разных эпох с жизнью и воспоминаниями главных героев, Все оказывается связано, вся культура детерминирована. Знаки, слова приобретают глубину, культурно-исторический шлейф различных значений, связей, коннотаций. В языке Полянской мы видим единение мира в пространственно-врменном отношении, но люди, существующие в нем, по-прежнему оказываются разобщены и отчуждены друг от друга.

«Это лирическая, фрагментарная (выражение самой Полянской) проза с калейдоскопичной композицией, насыщенная дополнительными смыслами-ассоциациями, возникающими на стыке значений, лейтмотивами, повторами, “рифмовкой” образов. Говоря о литературе первой трети ХХ века, такую прозу назвали бы орнаментальной. Выражения в ней всегда больше, чем изображения, что, по сути, заявлено уже в названии романа – “Горизонт событий”» – Дарья Маркова, «Новый мир».

Ирина Полянская (1952–2004) – финалист премии «Русский букер», лауреат немецкой литературной премии «Lege Artis» и премии журнала «Новый мир». Произведения Ирины Полянской издавались в переводе в США, Франции, Германии, Индии и Японии. «Ирина Полянская – замечательный, обладающий редким словесным мастерством, глубокий и сильно недооцененный писатель» – критик и литературовед Алла Латынина.

Ирина Полянская

Горизонт событий

Я не стану описывать исторических ошибок нашего времени… Кто их не знает, кто их не видит! Они не касаются моей жизни.

    Декабрист Н.И. Лорер

Пролог

…Когда облаченные в резиновые костюмы водолазы вошли, наконец, в воду, пятясь от берега спинами вперед, раздвигая льдины неуклюжими руками, Шура поняла, что с этой минуты время для нее остановится, а потом потечет вспять, как Иордан в день Крещения, и что бы теперь ни подняли со дна реки – ее пропавшего сына Германа, крыло «Мессершмитта», весло Харона или всю ее ушедшую жизнь, будущее, сомкнувшись с прошлым, наконец настигнет ее. Ослепительное будущее: смерть сына станет разрастаться облаком, увеличиваться в размерах, как плод, который она когда-то носила под сердцем, скоро он перерастет саму Шуру, и в тени огромной смерти Германа она начнет тихо угасать, пока не состарится совершенно, а сын будет продолжать расти без нее, двинется по ее следам, как плющ, оплетая безвестные кладбища, землю, переполненную человеческим родом, уже достигшим ее ядра и начинающим упорно пробиваться назад сквозь слежавшийся прах бесчисленных поколений, раздвигая кости сухия, перемешанные с золотом и нефтью, кресалами, бронзовыми щитами, матрицей древних стрекоз в янтаре, гвоздями сгнивших крестов. Свиток человечества станет разматываться начиная с Адама и заканчивая Германом, ангелы небесные ослепнут, разбирая поросшие мхом имена. Поддерживая друг друга плетями рук, мертвые потянутся из чрева земли, из пучины водохранилищ, и ангелы, как слуги, поднесут каждому их скрытые во мраке вины, – что же касается Шуры, ей они вручат большую плитку довоенного шоколада, которую она зимой 42-го года украла у умирающего от голода соседа-немца, своего единственного друга… Этот взгляд она несла по жизни – кроткий взгляд умирающего, высунувшегося из кучи тряпья на диване и молча смотревшего на Шуру, на ее левую руку, на измазанный шоколадом рот и опять на руку, расписавшуюся за бандероль, адресованную не ей. Когда ангелы ударят по рубильнику и зажгут прожекторы Страшного суда, тогда все увидят в ее ладони надкушенную шоколадную плитку с раскаленной фольгой, но она не разожмет руки, пока немец не подведет к ней ее сына Германа, которого спустя тридцать лет после своей смерти заманил в реку…

В тот день, когда Шура в последний раз видела Германа, она поссорилась с его отцом, выставив его за порог дома, потому что он подарил своей подруге Ольге Бедоевой малахитовую шкатулку, вывезенную из блокадного Ленинграда, единственную Шурину драгоценность, – отдал за Шуриной спиной, добренький за ее счет.

В распахнутую настежь дверь Шура вышвыривала его вещи, попадавшиеся ей под руку. Анатолий с беспомощной улыбкой на добром