Первый пуск
Анатолий Зарецкий
Эта гигантская ракета, так и не завершив ни одного из четырех полетов, стала своеобразным космическим “Титаником” СССР. Лишь мы, два офицера стартовой команды, покидали “нулевую отметку” последними – за десять-пятнадцать минут до старта. И едва успевали отъехать на десять километров, как выпущенная на волю сумасшедшая сила подхватывала стометровую ракету и устремляла ее ввысь с фантастическим ускорением. За месяцы, проведенные у ракеты, она стала для нас чем-то вроде живого организма, имеющего непростой характер и свою трагическую судьбу. С ней мне все же удалось слетать в Космос, пусть лишь в своем воображении.
Анатолий Зарецкий
Первый пуск
“Неудача. Неудачник… Неудача. Неудачник”, – набатом стучит в голове. До одури хочется есть, но больше всего упасть прямо здесь, в эту огромную траншею и уснуть.
Зашумела земля. Неорганизованные толпы людей бегом бросаются от траншеи к машинам. Всё обозримое пространство наполняется пронзительными сигналами и грозным ревом моторов на фоне истошных криков мечущегося среди машин человеческого стада.
Тяжелые грузовики, спецмашины, автобусы и даже легковушки беспорядочно срываются с мест, стремясь поскорее выскочить на дорогу, мешая при этом друг другу и людям. Создаются и рассасываются огромные, грозно рыкающие и непрерывно сигналящие заторы. Несколько грузовиков рвутся прочь прямиком по степи. Часть из них мгновенно оказываются в траншее, встав дыбом и высыпав из кузовов грузы и людей. Мат-перемат. Ощущение полного хаоса.
– Еще ракеты взялись пускать. На земле какой бардак устроили, а туда же, – ворчит с досады мой сослуживец старший лейтенант Афанасьев. Это его третий подряд аварийный пуск.
Наконец, ситуация стабилизируется, мы выбираемся на дорогу и вскоре останавливаемся на площадке 113, прямо у распахнутых дверей гостиницы 25. Здание выглядит, как после стихийного бедствия – ни одного остекленного окна, лишь темнеют пустые глазницы оконных проёмов. Во всем здании ни души. Коридоры и лестницы обильно усыпаны песком, подметаемым ветром, беспрепятственно гуляющим по всем закоулкам. Поднимаюсь на пятый этаж и не узнаю свой номер. Дверь настежь, оконные рамы сняты и стоят у стены. Повсюду кучки песка, нанесенного через зияющий пустотой оконный проем. Явные следы подготовки помещения на случай взрыва ракеты на стартовом сооружении, как это случилось в предыдущий пуск.
Закрываю дверь, вставляю оконные рамы и принимаюсь за уборку. Слышу, как гостиница наполняется голосами ее обитателей, прибывающих из эвакуации. Появляется администрация, узнать, все ли в порядке.
Закончив уборку, пытаюсь уснуть. Бесполезно. В номер постоянно заходят делегаты от таких же обитателей гостиницы за спиртом, которого у меня давно нет. После десятого по счету просителя, прямо на дверь вывешиваю объявление: “Спирта нет. Не стучать – спят уставшие люди”.
Буквально падаю на койку, опустошенный морально и физически. Двое суток работы без сна и отдыха, а в итоге аварийный пуск нашей гигантской ракеты – обманутые надежды сотен тысяч людей, причастных к большому делу. Неудача, воспринимаемая ещё и как личная, наваливается непреходящим состоянием полной прострации, когда уже не хочется ничего, даже выпить с горя. Впрочем, спирта у меня больше нет – весь вышел.
“Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому… Сто пятьдесят второй, ответь пятнадцатому”, – настойчиво рвется на связь начальник стартовой команды майор Липинский. Похоже, давно рвется. С трудом открываю глаза и от изумления, как говорится, “подпрыгиваю до потолка”. Хорошо, в итоге лишь дёргаюсь на месте – от опасного прыжка спасают ремни безопасности, которыми пристегнут к креслу. Оглядевшись, понимаю, что нахожусь в отсеке лунного модуля.
Пару-тройку раз как-то заглядывал в этот тесный отсек через входной люк, когда пара работников промышленности и военпред буквально выползали на перекур. Тогда в полумраке покинутого людьми помещения, видел много чего интересного, хотя вместо реального оборудования повсюду лишь грузомакеты. Ждал, когда в кресло пилота усадят особенный грузомакет – знаменитого Ивана Ивановича, упакованного