Три мокрых дела

Олег Мушинский

Город-курорт Сомания возвращается к мирной жизни после кровопролитной гражданской войны. Бывший капитан полиции Виктор Бран становится частным детективом, а его однополчанин Торек вновь снимает кино. Ему выпадает шанс снять ремейк фильма "Молчание ягнят". Однако новый фильм должен соответствовать самым современным стандартам политкорректности, а это настолько непросто, что Тореку не раз потребуется помощь Брана – и как частного детектива, и как лучшего стрелка во всей Сомании.

Олег Мушинский

Три мокрых дела

Ремейк

Город умирал. Об этом не принято было говорить. Более того, скажи коренному горожанину, что Сомания умирает – и тот с жаром бросился бы доказывать обратное! Причем совершенно искренне доказывать. Соманийцы были самыми большими оптимистами из всех, кого только довелось встречать Брану. Были…

Теперь люди, случалось, уезжали целыми семьями. В подъезде, где проживал Бран, из двадцати квартир пустовала уже дюжина. Магазинчики и кафе, многие из которых работали даже во время войны, закрывались один за другим. На некогда многолюдной улице не было ни души, и один только ветер трепал на стене афишу двухлетней давности.

Ветер, кстати, был в то утро довольно сильный. Накрапывал дождь. Ветер на лету сгребал капли и швырял их в окна. В такую погоду лучше всего сидеть дома в уютном кресле с чашечкой горячего чая или стаканчиком чего покрепче и слушать, как потрескивают дрова в камине. Как говорится, остатки прежней роскоши. Не дрова, конечно, а камин. Хотя настоящие дрова тоже постепенно становились роскошью.

Бран налил себе стаканчик чего покрепче и поднял его перед замызганным окном со словами:

– Твое здоровье, Сомания.

Ветер словно бы в ответ швырнул в стекло горсть измороси.

– Я тоже тебя люблю, – проворчал Бран и опрокинул содержимое стакана себе в рот.

Потом посмотрел на бутылку и подумал, а не налить ли еще? По правде говоря, для второго стаканчика было рановато. Часы показывали всего десять часов утра. К тому же формально Бран был на работе, хотя раньше такие мелочи его никогда не останавливали. Вот и на этот раз его остановило другое.

На столе зазвонил мобильный телефон. Бран взял трубку и плюхнулся в кресло. Кресло жалобно скрипнуло. Бран был мужчиной крупным и, как пишут в романах, крепко сбитым. Его твидовый костюм – очень приличный и пошитый на заказ – резко контрастировал с армейскими ботинками, но единство стиля пришлось принести в жертву комфорту. Ботинки были утепленные, пошитые специально для горного корпуса. Для нынешней осени в самый раз.

– Слушаю, – сказал Бран.

– Привет, Бран, – ответил голос в трубке.

– Ну надо же! – Бран громко хмыкнул. – Майор Торек.

– Просто Торек. Война, Бран, полгода как закончилась, – голос замолчал на секунду, потом продолжил: – Я тут слышал, ты теперь частный детектив.

– Это верно, – подтвердил Бран.

– Отлично, – сказал голос в трубке. – У меня есть для тебя работенка. Если ты, конечно, согласен поработать на меня.

– Работа есть работа, – невозмутимо ответил Бран. – Приезжай. Адрес помнишь?

– Да, но лучше ты ко мне, – сказал голос в трубке. – Я тут рядом обосновался, в порту. Четвертый пакгауз. И это… поторопись, Бран.

Бран снова хмыкнул – на этот раз тихо и слегка озадаченно – и повесил трубку. Торек был настоящим, стопроцентным соманийцем. Если он сказал: "поторопись…", значит, всё уже очень плохо. Если вдобавок ко "всё плохо" требовался детектив, то цепочка рассуждений вырисовывалась довольно мрачная. Причем в Сомании сохранилась весьма неплохая полиция, и к частному детективу обычно обращались, когда "всё плохо" приобретало совсем уж неприличные формы.

Бран открыл верхний ящик стола и вынул оттуда револьвер. Это был редкий бельгийский "Франкотт" для левши, с правосторонним откидыванием барабана. На рукоятке красовалась наградная надпись: "лучшему стрелку Союза за демократию". Привычно проверив оружие, Бран спрятал его в кобуру подмышкой. Затем он накинул на плечи потертый кожаный плащ темно-коричневого цвета и вышел из квартиры.

Третий и четвертый пакгаузы вытянулись друг за другом вдоль четвертого причала. Это были ст