Назад к книге «Age of Madness: Рассказы» [Александр Назаров]

Age of Madness: Рассказы

Александр Назаров

Age of madness – это мир бесконечной борьбы, будь то борьба государств или идеологий. Истина в нем граничит с безумием. За свободу и мечту человеку необходимо бороться с другими людьми, темными силами и даже с самим собой.

Александр Назаров

Age of Madness: Рассказы

Вечность

Через большие города, непролазные леса, бескрайние степи, через века идет человек, вернее, тот, кто был когда-то человеком. Добродушный на вид старичок в сине-золотых одеждах путешествует от города к городу, от деревни к деревне. Он рассказывает истории, странные сказки, разжигающие воображение. В народе милый дедушка давно получил прозвище «Сказочник». Никто не знал его настоящего имени, сам он не представлялся. Неизвестными оставались его прошлое, и даже национальность: время, казалось бы, стерло все расовые отличия с этого старческого лица. Никогда никто не слышал от него бранного слова или дурного выражения. Сказочник всегда оставлял за собой загадку, природу которой нельзя было понять. А мы знаем, как большинство людей относятся к тому, чего не понимают. На него охотились, обвиняли в ереси и преследовали, но каждый раз, как по волшебству, старик ускользал. Невидимой нитью сказочник проходит сквозь историю человечества.

В этот раз он вернулся на свою родину, холодную мертвую пустыню. Пустыня эта не похожа на остальные. Это не жаркая пустыня востока, не раскаленные камни Диких земель, нет, те пустыни лишь с первого взгляда мертвые. Однако, стоит присмотреться, как станет ясно, что они кипят жизнью: суровой, грубой, но все таки жизни. Насекомые, мелкие зверьки, кактусы – типичные обитатели знакомых нам пустынь. Здесь же – ничего. В этой пустыне не было жизни – лишь смерть. Холодные унылые виды от юга к северу и от востока к западу. Далеко не каждый авантюрист отважится зайти туда в поисках потерянных сокровищ погаснувшего мира. Тот, кто решился, вряд ли вернется живым. Множество легенд ходит об этой пустыне, и все они рассказываются шепотом. В легендах минувших дней данную страну называют по разному: Домог, Хад, Пустыня-за-Пределом, Ленг.

С грустью в глазах взирал Сказочник на погибшую родину. Сомкнувши очи, вновь он узрел последние дни своей цивилизации. Да, в то время он действительно мог назвать её своей. Снова он чувствовал дуновение теплого ветра, вновь слышал голоса на знакомом языке, ныне мертвом. Судьбы людей, даже тех, кого он не знал, мелькали перед мысленным взором Сказочника. Он оглянулся в прошлое, чтобы снова увидеть, как все было, взвесить свои решения и решения других людей.

***

Бриз доносил морскую свежесть, её нежное дыхание до сверкающего белого города близ высоких базальтовых скал, прозванных «Безымянными». Город шел ступенчато: от берега моря к предгорьям. Улицы его были разделены каналами и пышными зелеными стенами лесов, что произрастали прямо в городе. В центре города располагался гигантских размеров амфитеатр, за которым, ближе к горам, возвышалась терраса правосудия. Там находились палаты триумвирата, можно сказать, главное здание в стране. «Ave republic» гласили слова над порталом палат. Вокруг всех этих достопримечательностей разрастались дома, улицы, площади.

В то время, когда солнце висело высоко над головами, опаляя древний город, по улице шел мужчина. У него были длинные вьющиеся волосы, одет он был в красную тунику, поверх которой была накинута белая тога. На лице его сияла беззаботная улыбка, он здоровался с каждым встречным. У молодого поэта была назначена встреча с очень хорошими знакомыми, вследствие этого его настроение и было приподнято. Так он и шел: здоровался со всеми.

– Приветствую вас, господин Прокуратор, – обратился он к идущему навстречу мужчине лет шестидесяти с короткими аккуратно постриженными седыми волосами в белой тоге с пурпурными полосами. На голове его покоился золотой лавровый венок. Прокуратор, однако, не поздоровался, а просто поднял руку в приветственном “ave”, после чего с угрюмым лицом пошел дальше.

Поэт пожал плечами: «Ну и ладно, ну и не надо. Можете не здороваться». Он продолжил путь. Редко поэт видел прокуратора в таком невеселом