В двух шагах от вечности

Николай Иванович Левченко

Землю и соседние планеты Солнечной системы постигла катастрофа. Кроме «Аргонавта», все корабли с переселенцами, которые были запущены на Флавию, сгорели. Очнувшись от анабиоза, герой осознает, что он на неисправном корабле совсем один. Подобно остальной команде он может вновь ввести себя в небытие, чтобы никогда уж не проснуться. Так проще. Но где взять силы, чтобы выжить?

Николай Левченко

В двух шагах от вечности

В мнимо сонном, безучастном и безбрежном космосе корабль, похожий сзади на потухшую сигару, будто бы стоял на месте, медленно вращался только, чтобы обеспечить центробежный импульс внешний барабан, где была оранжерея, каюты экипажа и рабочие отсеки. И все же он стремительно летел, под действием инерции все дальше удаляясь от звезды, где был еще совсем недавно обитаемый, знакомый Марку уголок Вселенной… Весь исполинский, освещенный Солнцем корпус звездолета – последнего из достижений в области аэронавтики и несомненной гордостью для каждого пилота, он видел при подлете и стыковке челнока на околоземной стартовой орбите. Несмотря на возраст, Марк был вторым по рангу на борту, сполна еще никак не мог привыкнуть к этой мысли, и его дух захватывало от значимости предстоящей миссии. В числе других на этом корабле он должен первым проложить дорогу к звездам! Еще, когда компьютер выводил его из состояния анабиоза, в мозгу на краткий миг возникла сцена расставания с родителями, – выкрашенный охрой дом на берегу реки, среди берез, где он любил играть со сверстниками, знакомая рябина у окна и два дорогих, прижавшихся друг к другу силуэта на вымощенной гравием с песком дорожке у крылечка. Последнее мгновение, когда он обернулся, прежде чем залезть в салон автомобиля, нематериально длилось вечность… Все еще видя и отца и мать, с которыми не удалось, как следует, проститься, он открыл глаза под остекленным кожухом и, подождав, когда тот отодвинется, попробовал пошевелиться. В теле ощущалась слабость как от декомпрессии. В камере была особая система, стабилизирующая организм при сильных перегрузках, но ускорение на заданном отрезке времени не предусматривалось. Или он проспал гораздо дольше? Сбоку, на ожившей осветившейся подставке к нему подъехала бутылочка со специальной смесью и мелодично пропиликала. Следуя регламенту и ощущая дискомфорт от нарушения координации, он взял ее, открыл и выпил. По вкусу жидкость была горьковатой, как айвовый сок. Едва ли она действовала моментально, наверно это было чисто субъективным ощущением, но через минуту он почувствовал прилив энергии. Слегка согнувшись, он отлепил от головы и шеи гарнитуру проводов и трубок с датчиками и перекинул ногу через правый край. Из-за приходивших в голову фантазий подъем из саркофага ассоциировался с некоторым сакральным действием и от замедленных реакций организма проходил мучительно. Он сунул ноги в легкие сенсорные кроссовки, которые обжались по ступням, и инстинктивно осмотрел себя. На нем были спортивное трико и бланжевая майка с эмблемой звездного десанта. Зеркала тут специально не было, наверное, чтобы при виде своего лица не возникало чувство ксенофобии. Ладонью он провел по выросшей щетине на щеках. Под действием анабиоза его портрет едва ли сильно изменился: надо полагать, он был по-прежнему рыжеволос, скуласт и кареглаз. Отсек был залит ровным желтоватым освещением плафонов, смонтированных так, чтоб не было теней и бликов. Идущая по контуру настенная аппаратура давала знать, что в его запоздалом пробуждении было что-то ненормальное. В теле еще чувствовался холод. Чтобы размяться, он сделал несколько нерезких круговых движений на свободном пятачке, чего далось не без усилий: тело было точно не его, как ватное. Стараясь умственно собраться, он нагнулся и помассировал лодыжки. Затем внимательно взглянул на остальные саркофаги. Один был пуст, а сигнализация на трех других показывала, что электронная система жизнеобеспечения отключена. Лица трех его товарищей под верхней половиной герметичных крышек были как живые. Две девушки – Берта и Анита, были включены в команду в качестве специалистов по астр