Под перевернутой радугой

Никита Игоревич Болотный

Человек лишенный кожи, голоса и век стоит в кромешной тьме. Крошечными лапками могильные мухи собирают лимфу, что росой проступает на измученном теле. Когда мрак отпрянет – его израненные ноги ступят на блаженную землю, где, тропами страданий и лишений мученик придет туда, где испокон веков переливается дающая ответы радуга. Под багровыми небесами, черными облаками он пройдет дорогой, на которой нет места состраданию и жалости. Пройдет ли он этот путь, сохранив остатки своего "я" или же падет на израненную твердь, что проглотит его изувеченную тушу, переварит и смешает с остальными? Теми, кто пытался. Содержит нецензурную брань.

Никита Болотный

Под перевернутой радугой

Глава 1

В болезненном мраке.

В кромешной липкой тьме стояла фигура. Воздух звенел, пространство гудело, извивалось, сочилось проклятиями. По его освежеванному, застывшему в безмолвном крике лицу ползали сотни жирных мух. Они перебирали своими кожистыми лапками, шептали, собирали лимфу. Они унесут добытое далеко-далеко, в непроглядную тьму, заполнят бездонные пульсирующие мешки своими милыми дарами и улетят обратно – искать стоящих во тьме.

Кто-то ободрал его кожу, оставил прозябать в холоде и соленой, скручивающей кости агонии. Он стоял ровно, сжав плечи, пытался согреться плотно придавив руки к корпусу по стройке “смирно”, перебирал костлявыми окровавленными пальцами свободные от кожи бедра.

Ему хотелось кричать, но гортань, и ту, отняли. Ему хотелось щелкать зубами, но их давно растащили по углам мухи. Ему оставили лишь глаза и дырки от ушей. Окровавленный ошметок человека стоял, и в уродливом непонимании хлопал беззубым ртом в темноту.

Когда он пытался сделать шаг, кто-то там, внизу, хватался за щиколотки и начинал остервенело драть сухожилия. Огрызок останавливался и ждал, пока оно перестанет.

Так, шаг за шагом в кусающемся мраке, он все ближе и ближе подбирался к тонкой полоске бурого света, что маняще мерцала где-то впереди.

Шаг. Оно вновь вцепилось в пятки. Сначала сосет беззубым ртом, лижет холодным шершавым языком. Грузно ухнет, причмокнет и запустит тупые зубы в плоть, пытаясь выгрызть каждую венку и сухожилие. Боль, громкий выдох из раскаленных легких, остановка. Вертикальная щель все еще предательски далеко.

Шаг. Тварь начинает играться с торчащей наружу жилой. Подцепит пальцем, ухнет и лижет. Смеется порой, жирно, довольно. Боль, несуществующий крик в зловонный холодный мрак, остановка. Сладкая бурая полоска стала чуть ближе.

Через десяток обжигающих, сводящих с ума шагов, освежеванный человек стоял напротив заветной бурой щели, через которую милый измученным лишенных век глазам, струился ласковый свет.

Он стоял, прислушиваясь к гулу мух. Тонкая полоска света, что падала на освежеванное лицо отгоняла гадов. Они не смели приземлиться туда, где благодатное свечение озаряло измученную рожу.

Влажно шлепая босыми ногами по полу, мученик из последних сил сделал агонизирующий рывок. Оно играючи ухватилось за сухожилие на щиколотке, человек начал падать, но успел ухватиться за края мясной щели и всем своим весом потянул податливую плоть за собой вниз.

Полотно с щекочущим слух чавканьем порвалось, темницу залил очищающий свет.

Тьма зашевелилась, встрепенулась. Истошно вопя, черная масса рванулась к потолку. Мухи-собиратели, что до того так вольготно лапали узника грузно осыпались на покрытый мясной слизью пол. Их кожистые бледные тельца извивались, человеческие их морды кривились в полных боли и страха гримасах. Их верещание сливалось с единым унисоном бьющейся в агонии комнаты.

Тварь, что кусала огрызок забилась в угол, смотрела на подбирающийся свет словно дитя, загнанное волком. Оно махало тощими руками, заслоняло рожу и жалобно стонало прося прощения.

Освежеванный человек полз к свету. Его тело содрогалось, ноги и руки бил непрестанный озноб. Он цеплялся за податливую плоть, что сплошь устилала пол камеры. Силы покидали его, он с влажным стуком бился головой о сырой пол, но приходя в тревожное сознание – полз дальше.

Его камера осталась позади. Изувеченное тело ласкало бурое све