Пролог

«Как-то раз в Италии…»

Это было раннее утро позднего февраля. Жуткий холод дополнялся воющим зимним ветром, что пронизывал мирских жителей. Твёрдая кора, которую не сумеет пробить ни один стебель, скоро должна была смениться рыхлой землёй. Люди, укутавшись в тёплые одежды, сидели по домам в ожидании скорой весны. Где-то в королевстве Неаполь, в семи лигах[1 - Берётся в расчёт современная лига длиною в 4.8 километра.] северо-западнее самого города, расположилась ничем не примечательная с виду деревня под лаконичным названием Pratis. С латыни это трактуется как «Луга». И, действительно, летом и весной здесь зацветали обширные поля, покрытые невинной зелёной травушкой и красными, жёлтыми, синими цветами; тут паслись лошади, коровы, овцы. Тут часто гуляли дети, после чего получали нагоняя от родителей или господаря, и возвращались к работе. Здесь же стояло двадцать пять хозяйств, а в них жили гуси, куры и, собственно, владельцы. Говоря простыми словами, в Лугах шла размеренная селянская жизнь…

– Мелкий выродок! – чертыхаясь и бранясь, местный староста с колуном в правой руке, в стоптанных сапогах и шерстяном хуке[2 - Накидка, отороченная мехом.] гнался за неким юношей. Немолодой человек на ходу натягивал меховую шапку на свою лысеющую голову, продолжая выкрикивать ругательства и угрозы, – Остановись, п-падло! Ирод треклятый, эх-х! – он был энергичен и наполнен животворящей яростью, что позволяла гнать старику практически на равных с молодым парнем. Однако старость вскоре дала о себе знать. Бедолага замедлился, а затем и вовсе остановился. Пытаясь отдышаться, он, впрочем, не прекратил пустословие:

– Ещё раз к моей дочери сунешься, бесовая елда! Да ещё раз! Я тебе хер по самый пояс отрублю! Гад… ещё раз…

Старец угас. Он покашлял, заправил своё видное пузо в широченные брэ и, фыркнув, развернулся и побрёл прочь.

А что парень, за которым этот полоумный гнался? Юноша, в какой-то момент завернув за угол одной из хат, облокотившись на её стену, с неподдельным ужасом на лице упёрся взглядом в пустоту. Впрочем, совсем скоро его отпустил страх. И наступила радость. Парень в очередной раз провёл старого дурака: покуралесил с его младшей дочерью и спокойно сбежал. Ему можно – как-никак, четырнадцать лет отроку! Да, он был уже взрослый. Часто помогал отцу, но ещё чаще пил палёный эль на ворованные деньги и трахал свою тринадцатилетнюю «невесту». «Вот когда спиногрыза сделаешь, – твердил папенька, – Тогда и будешь взрослый!». Что же, через девять месяцев парня можно будет называть мужчиной. Об этом, правда, никто пока не знает.

Юнец бегло осмотрелся. Не гонится ли за ним староста? Похоже, что нет. Только угрюмые рожи наблюдали за разразившимся зрелищем сквозь маленькие окошка в их скромненьких домишках. Судя по всему, ни один добрый человек из местных не решился променять домашнее тепло на уличный холод. Парень нелепо сплясал, затем скорчил рожу одному из мужиков, который глазел за ним, и в страхе убежал. Недоумок, напортачив, стремился укрыться в родной хате.

В мире заканчивался пятнадцатый век – точная дата нашему герою попросту неведома – время великих империй, время сильных монархов, время христианства, время всемирного просветления, время Ренессанса. Но разве было дело до этого простому парню из деревни? Сегодня в Неаполе восседал Фердинанд II, пришедший на смену Альфонсу II. Стефано – так звали нашего героя – в этом не разбирался. Он считал всех королей напыщенными дураками. Презирал он также святош, за исключением Папы Римского, который в имени Александра VI разместил свою воинственную задницу на престоле Святого Петра. Ведь как можно не любить Викария Христа? Юнец в своей недолгой жизни не стеснялся открыто критиковать того, кого ненавидел. Ненавидел он господ за большие налоги, за неподъёмный труд, что был возложен на плечи обычных крестьян, за издевательства. Потому его называли придурком. Да, я вам говорю! Ну не за то ведь, что он и есть придурок?

В один момент, дверь в сельскую хату со скрипом отворилась, и на пороге предстал то ли попрошайка, то ли прокажённый. Он трясся от холода. На вид он был молод, с небол