Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя
Эдуард Владимирович Тополь
«Все тайные алкоголики и наркоманы вынуждены рано или поздно признаться в своих пороках и обратиться за помощью.
Вот и мне пришла пора сознаться в своей тайной страсти: да, я театральный маньяк!
Двадцать лет назад, когда я писал роман «Римский период, или Охота на вампира», мне по ходу сюжета нужно было описать людоеда. А я не умею сочинять из ничего. И потому с помощью своих читателей проник в архив Института судебной психиатрии имени проф. Сербского, где мне разрешили прочесть акты судебно-психиатрических экспертиз Андрея Чикатило и других именитых каннибалов. Оказалось, почти все они прекрасно сознавали жуткую порочность своих маниакальных страстей, после каждого преступления давали себе слово «никогда больше!», но проходило время, и какая-то темная сила поднимала их среди ночи и вела к новой жертве.
Вот и я, написав очередную пьесу, никому ее не показывал, зарывал, как преступник, в старых рукописях и давал себе слово «никогда больше!». Но проходило время, я попадал на спектакль в какой-нибудь театр и… Нет, если это была плохая пьеса или скучный спектакль, то ничего ужасного со мной не случалось, я уходил в первом же антракте и спокойно жил дальше. Но если спектакль хороший, актеры талантливые, а пьеса замечательная – тут мне крышка! Как «зашившийся» алкоголик может, пригубив рюмку водки, уйти в запой, так я, вернувшись домой, бросал писать новый роман или киносценарий и садился за пьесу…»
Эдуард Тополь
Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя
11 пьес для само-театра
Звонок с того света
Вместо предисловия
Рано или поздно тайные алкоголики и наркоманы вынуждены признаваться в своих пороках и обратиться за помощью.
Вот и мне пришла пора сознаться в своей тайной страсти: да, я театральный маньяк!
Двадцать лет назад, когда я писал роман «Римский период, или Охота на вампира», мне по ходу сюжета нужно было описать людоеда. А я не умею сочинять из ничего. И потому с помощью своих читателей проник в архив Института судебной психиатрии имени проф. Сербского, где мне разрешили прочесть акты судебно-психиатрических экспертиз Андрея Чикатило и других именитых каннибалов. Оказалось, почти все они прекрасно сознавали жуткую порочность своих маниакальных страстей, после каждого преступления давали себе слово «никогда больше!», но проходило время, и какая-то темная сила поднимала их среди ночи и вела к новой жертве.
Вот и я, написав очередную пьесу, никому ее не показывал, зарывал, как преступник, в старых рукописях и давал себе слово «никогда больше!». Но проходило время, я попадал на спектакль в какой-нибудь театр и… Нет, если это была плохая пьеса или скучный спектакль, то ничего ужасного со мной не случалось, я уходил в первом же антракте и спокойно жил дальше. Но если спектакль хороший, актеры талантливые, а пьеса замечательная – тут мне крышка! Как «зашившийся» алкоголик может, пригубив рюмку водки, уйти в запой, так я, вернувшись домой, бросал писать новый роман или киносценарий и садился за пьесу.
Не от зависти к Шекспиру, Чехову или Гельману, нет – ну, как можно завидовать классикам?
Так какого же беса я, бросив всё, с головой уходил в пьесу не на один день и даже не на одну неделю? Причем заранее зная, что эту пьесу не только нигде не поставят, но и сам я не покажу ее никому…
И вот теперь главное признание – с чего это началось.
В 1976-м году советская цензура запретила фильм «Любовь с первого взгляда» – невинную кавказскую комедию, снятую на киностудии «Ленфильм» по моему сценарию. Возмутившись, я переписал сценарий в одноименную пьесу. Но поскольку все уже знали, что фильм с таким названием запрещен, в театрах пьесу даже читать не хотели. Только через год, в январе 1978 года, она каким-то образом попала в сборник «Молодежная эстрада». И – случилось чудо: ее немедленно поставили в Московском областном драматическом и Вильнюсском русском драматическом театрах, а затем стали репетировать еще в восьми театрах страны.
Но, как написал когда-то Самуил Маршак, «Поздно», сказал им служитель усатый». Дело в том, что в это же