Введение. Из пяти центральноазиатских государств, которые вышли на международную арену после распада Советского Союза, Туркменистан, вероятно, остается наименее известным. Режим ее первого президента Сапармурата Ниязова, одновременно диктаторский и эксцентричный, привлек к стране досадное внимание средств массовой информации, в основном состоящих из анекдотов о продвижении ею «Рухнамы», или книги души; его переписывание национальной и мировой истории; его изменение календаря; и его архитектурные проекты фараонов. За исключением нескольких иностранных ученых, которые в начале 1990-х годов получили возможность поработать над советским началом республики (Эдриенн Эдгар, Виктория Клемент) или провести исследования более современных периодов (Стивен Сабол, Майкл Денисон), Лука Анчески) или некоторых туркменских ученых, находящихся сейчас в изгнании (Шохрат Кадыдов, Сергей Демидов), академические работы редки, поскольку доступ в страну ограничен. Кроме того, отсутствуют местные публикации о постсоветском периоде.

Внимание неожиданно переключилось на Туркменистан со сменой президента в декабре 2006 года, но снова внимание СМИ исказило западный взгляд на страну. Надежды на то, что второй президент продолжит оттепель по образцу Никиты Хрущева после смерти Сталина, были довольно неправдоподобными, а споры о возможной роли страны как поставщика газа в Европу на самом деле усилили гораздо более скромную реальность: в лучшем случае Ашхабад сможет чтобы поставлять небольшой процент газа, в котором нуждается Европа, очевидно, далеко позади России, но также Алжир и Ирак.

Тем не менее, место Туркменистана на международной арене является стратегическим, что в основном связано с его запасами природного газа и, в меньшей степени, с его транзитным потенциалом. В то время как Каспийское море неизбежно станет растущим энергетическим центром, то же самое происходит и с местными туркменскими запасами на суше. Несмотря на трудности с получением международного аудита, вполне вероятно, что Туркменистан обладает четвертыми или пятыми по величине запасами газа в мире. Учитывая его низкую численность населения (пять миллионов жителей), ему гарантируется статус «Кувейта в Центральной Азии» при условии, что он сможет разработать прибыльные энергетические стратегии, а затем распределять прибыль среди своего населения. На данный момент добыча остается скромными 70 млрд кубометров (млрд кубометров) в год, хотя власти хотят достичь 120 млрд кубометров, а затем 150 млрд кубометров в ближайшие годы. Для этого потребуются иностранные партнерства, которые позволят приобретать новые технологии и обучать специалистов.

Несмотря на их решительные заявления об автономии, туркменские власти по-прежнему в значительной степени зависят от доброй воли «Газпрома». Тем не менее, стратегии обойти бывшую монополию России, которая до сих пор ограничивалась Ираном, в последние годы действительно стали популярными благодаря интересу Китая к добыче туркменского газа. Запуск газопровода Китай – Центральная Азия в конце 2009 года и бесперебойное функционирование партнерских отношений между Китаем и Туркменистаном могут ускорить перенаправление газовых потоков на восток больше, чем на юг. В этой геополитике трубопроводов Европа надеется позиционировать себя в качестве одного из партнеров Туркменистана, но предполагаемые потоки – 10 миллиардов кубометров в год, по крайней мере, на данный момент – являются скромными и имеют, по сути, символическое и политическое значение.

Однако Туркменистан достоин интереса не только потому, что это растущая газовая держава. С момента обретения независимости страна разыграла геополитическую карту крайнего изоляционизма, с которым не может соперничать даже растущая автаркия Узбекистана. Откровенное желание Ниязова разорвать все постсоветские отношения и дистанцироваться не только от России, но и от своих центральноазиатских и прикаспийских соседей, делает эту страну уникальным примером в регионе. Для туркменских властей упоминание о каком-либо региональном единстве Центральной Азии считается колониальной призмой, которую жители Запада применяют к