Зал ожидания: две с половиной повести в карантине

Леонид Васильевич Никитинский

Интересное время

Леонид Никитинский полагает, что журналистика и литература очень разные профессии, а «писатель» – тот, кто может заработать этим на жизнь. На самом деле и в жизни, и в книгах (а в издательстве «Время» ранее вышла его книга «Белая карета») он перемешивает журналистику и литературу в разных пропорциях. Рассказ «Карантин», как пишет автор, «полностью выдуман». Но о жизни и нравах Конституционного суда он расскажет не меньше, чем качественный газетный репортаж. А вообще-то и больше. Опубликованный «Новой газетой», он сразу же вызвал одобрение одних и возмущение других. Только вот в «неправде жизни» автора никто не обвинил. Повесть «Алиби» – гротеск, фантасмагория. Но мы что, не читали в Сети про членов местных избиркомов, вылезающих из участков по пожарной лестнице с пачкой фальшивых бюллетеней в зубах? Пожалуй, в «Зале ожидания» писателя Никитинского больше, чем журналиста. Это тот случай, о котором он сам пишет так: герои родились в голове у автора, «а дальше они все бегают уже сами по себе, и надо за ними только внимательно следить». За героями Леонида Никитинского следить увлекательно и тревожно – очень уж они непредсказуемые. Зато книги про них получаются «умные, человечные и нежные» – определение Людмилы Улицкой.

Леонид Никитинский

Зал ожидания: две с половиной повести в карантине

Художественное электронное издание

ХудожникВалерий Калныньш

Редактор Регина Данкова

Корректор Елена Плёнкина

Верстка Оксана Куракина

© Никитинский Л. В., 2021

© «Время», 2021

?

От автора

Когда в марте 2020 года мы все сели в карантин, я собрался было впасть в депрессию и стал искать в интернете преферанс с болваном для макбука. Но для макбука его нет! (Хотя для Windows – пожалуйста.) Как видно, эта замечательная игра практикуется, как и многое другое, только в странах бывшего СССР. Пришлось развеиваться каким-то другим способом.

Как раз в середине марта Конституционный суд выдал заключение про поправки к Конституции. У меня есть старые знакомые в этом суде, но звонить им было неловко. А хотелось понять, что испытывали судьи, подписывая это заключение и после. Журналистских инструментов, позволяющих решить такую задачу, я не нашел. И сел писать рассказ «Карантин», который отчасти и журналистика – в смысле попытки понять историю в моменте, без карантинной дистанции.

В апреле рассказ был опубликован на сайте «Новой газеты», а конца карантину было не видно. Преферанс для макбука так и не появился, и я решил переписать в повесть свою пьесу пятилетней давности (их все равно никто не читает, а ставят нынче, как объяснили мне знающие люди, «только Чехова, но вверх ногами»). Так получилась повесть «Алиби». Кроме названия, там еще довольно много нового, но в ней остался схематизм пьесы, и засчитать ее за целую было бы нечестно (тем более что тема там – именно честность), поэтому она и есть «0,5».

Наконец, поскольку эпидемия не проходила, а я был все еще жив, я взялся за рассказ о похоронах («Зал ожидания»), первая картинка которого явилась мне довольно давно во время прощания с одним давним другом из прежней «Комсомолки» (тоже фактически уже покойной), но дальше дело не двигалось, и, как я ни пыжился, выходила одна графомания.

В этом процессе всегда случается (если случается) неуловимый момент, когда графомания превращается во что-то, чего уже не стыдно, а дальше они все бегают уже сами по себе, и надо за ними только внимательно следить. Меня самого этот момент очень занимает, и я могу, имея уже некоторый опыт, его даже более или менее уловить, но никак не могу объяснить.

Так что я остаюсь журналистом и не стал писателем. Заметку в газету, проработав в разных более 30 лет (последние 17 в «Новой»), я могу написать, лучше или хуже, на любую тему и в любом жанре, разным будет только время, которое потребуется для подготовки. Поэтому в журналистике я «профи». А в литературе – нет: я не понимаю, почему это обычно не получается, а если вдруг получается, то каким образом.

Вот дальше опять не получается, но пока есть «Новая газета», там я заним